ЧУЖОЙ

 

 

ЧУЖОЙ

 

  

         Бакыр, сын Тайо, ушел на фронт. Дома остались старая мать, жена и маленький сын. Его письма домой и ответы родных не заставляли себя ждать. И хотя он знал, как тяжело тем, кто в тылу, в письмах жены не было ни одной жалобы. Она писала, что у них все в порядке, что сын уже подрос и ходит в школу. И Бакыр в своих письмах тоже ничего не писал о трудностях на фронте. Напротив, в каждом своем письме он говорил о том, что война скоро закончится и он вернется домой. «Вот тогда мы заживем еще лучше, чем раньше», — писал он.

         Война шла уже второй год. Бакыр был несколько раз ранен, но об этом в своих письмах домой он ни разу так и не обмолвился. И жена, в свою очередь, тоже не писала ему о том, какие им пришлось пережить трудности и, самое главное, не сообщила ему о смерти матери. Каждый думал друг о друге и как мог старался оградить от неприятных известий. А их маленький сын в своих письмах к отцу старательно выводил детским почерком: «Папа, когда ты приедешь? Мы тебя ждем». Отец же отвечал: «Сынок, будь молодцом, слушайся маму и бабушку, я скоро приеду, и мы будем вместе». И, читая эти строки, сыну казалось, что отец уже в пути и очень скоро они встретятся.

         Внезапно письма от Бакыра перестали приходить. И сколько жена ни писала, никакого ответа не было. Ожидание длилось бесконечно долго, но ни писем, ни самого Бакыра не было.

         Война закончилась. Кто выжил – вернулся домой. А жена получила повестку, что ее муж – Бакыре Тайо – пропал без вести. Оставив всякую надежду увидеть мужа, жена всю себя отдала тому, чтобы поднять и вырастить сына.

 

*   *   *

 

         Бакыра тяжело ранило. Очнувшись, он увидел, что лежит на земле. Захотел подняться, но не смог. От большой потери крови он совсем обессилел и так и пролежал, пока не стемнело. Потом повернулся на живот и стал понемногу ползти вперед. Заметив вдалеке огни небольшой деревни, он, собрав все силы, еле дополз до окраины и постучался в ближайший дом. Дверь открыл старик-украинец и, увидев перед собой раненного красноармейца, завел его в дом. Здесь Бакыр узнал, что Советская Армия отступила, а деревня занята фашистами.

         Несколько дней Бакыр скрывался в доме украинца. За это время он немного подлечился, и раны его стали затягиваться. В одну их ночей он попрощался с хозяевами и направился на восток, чтобы перейти линию фронта и присоединиться к своим. Он шел всю ночь до утра. Но места были незнакомые, и, заблудившись, Бакыр попал к фашистам в плен. Его бросили в концлагерь.

         Чего только он не перенес там… Сколько раз был на волосок от смерти…

         Под натиском Красной Армии фашисты стали отступать, и узников концлагеря вместе с отступлением перемещали на запад.

         Война закончилась. Концлагерь был освобожден американскими военными. Оставшихся в живых освободили, но среди вчерашних пленных распространился слух, что тех, кто возвращается на родину, вместе с семьями ссылают в Сибирь.

         Бакыр поверил этому и, испугавшись за себя и своих родных, решил не возвращаться. С этого дня начались его странствия по чужой земле. Он побывал во многих странах, но нигде не мог закрепиться. Долго перебираясь с места на место, Бакыр наконец-таки решил навсегда остаться в одной стране.

         Вот уже несколько лет у него не было никаких вестей от родных. Он много писал, но ответа на его письма не было. Тогда он решил, что с его родными могло что-то случиться, и написал своим соседям-односельчанам. И опять не получил ответа. Он писал снова и снова, и в деревне не осталось человека, кому он не отправил бы письма с просьбами разузнать что-нибудь о его семье. Но ни от кого не было ни весточки. Тогда Бакыр написал своим родственникам, которые жили в соседней деревне, но и от них тоже ничего не было. Упорные слухи о том, что родных тех, кто побывал в плену, отправляли в ссылку, еще больше угнетали Бакыра, и после всего этого он потерял последнюю надежду найти свою семью. Живя в чужой стране, он не мог долго оставаться один и наконец женился. Прошли годы. Родились две дочери. В той стране, где Бакыр жил со своей новой семьей, его называли «Багос». Мало было того, что он, оторванный от родины, семьи, жены, ребенка, жил на чужбине, так и имени, данного ему родителями, он тоже поневоле лишился. И так наш Бакыр стал их Багосом.

         Не только в этой стране, но и в собственной семье Бакыр оставался чужим. Правда, понемногу он выучил чужой язык, но ни жена, ни дочери его родного языка не знали. И в этом городе он был очень одинок.

         Как часто ему хотелось поговорить на своем родном языке! Но везде – дома, на работе, на улице – он слышал только чужую ему речь. Иногда чувства так переполняли его, что он, выйдя на улицу и прогуливаясь в одиночестве, сам с собой разговаривал вполголоса по-курдски. И продолжал так до тех пор, пока не успокаивался. Потом возвращался домой, и все продолжалось по-прежнему.

         Времена стали меняться. Все меньше было слухов о родине Бакыра. И как-то раз его единственный товарищ, с кем он вместе работал, показал ему одну газету.

         — А знаешь, Багос, здесь написано о твоем народе, — сказал он Бакыру.

         — А что там? Перескажи мне подробно, — встрепенулся Бакыр и почувствовал, что у него перехватило в горле.

         — Здесь написано, что твой народ в Советском Союзе многого достиг. Расцвела культура, издается на курдском газета, есть радиопередачи.

         — А я могу здесь поймать это радио? – Бакыр невольно крепко сжал руку товарища и устремил на него взгляд, полный и отчаяния, и надежды.

         — Правда, здесь не написано, на каких волнах, но время этих передач указано. Если хочешь, я помогу тебе поймать нужную волну.

         — Конечно, хочу! – воскликнул Бакыр. – Если поможешь мне, я век этого не забуду!

         В тот же день после работы они купили в магазине радиоприемник и направились к другу домой. Сразу же включили радо и стали настраиваться на волну курдских передач.

         — Сейчас мы его найдем, — сосредоточенно сказал друг Бакыра, переключаясь с волны на волну. – Мы успели вовремя, передача должна уже   начаться.

         Каждый щелчок переключений эхом отзывался в душе Бакыра. Наконец, после долгих поисков из радио донесся голос доктора, который произнес до боли знакомые ему слова:

         — Говорит Ереван.

         — О господи! Вот оно!!! – вскричал Бакыр по-курдски и крепко сжал запястье друга. – Умоляю тебя, не трогай! Вот оно! Мы нашли его!

         И с этого дня жизнь Бакыра наполнилась смыслом. Каждый день после работы он, даже не поужинав, брал свой транзистор и, устроившись на балконе, жадно слушал эти передачи. И пока они не заканчивались, он ни на шаг не отходил от радио. В эти минуты в мире для него существовало только это радио – радио, которое связывало его с далекой родиной, радио, которое говорило на его родном языке.

         Эту перемену домашние заметили в нем сразу. Им казалось очень странным, что он так изменился: уединяется, не отходит от приемника и, позабыв обо всем на свете, слушает какие-то передачи на незнакомом им языке. У них даже возникла мысль, что Бакыр немного не в себе. Да и что могли подумать обо всем этом те, с кем судьба было более благосклонна? Кого не лишила ни родины, ни родного языка, ни семьи и близких? 

         Не вытерпев, однажды жена спросила его об этом.

         — Представляешь, я поймал передачи на моем родном языке, — оживился Бакыр и охотно рассказал ей во всех подробностях, как было дело.

         — Вот оно что, — у жены отлегло от сердца. – Но зачем для этого выходить на балкон? В нашей маленькой комнате тебе никто не помешает. Возьми туда свое радио и слушай там, сколько захочешь.

         Домашние хорошо знали историю Бакыра, но их сострадание и участие мало чем могли помочь ему. Передачи на родном языке стали для Бакыра как хлеб насущный. Уединившись в небольшой комнатке, Бакыр усаживался около радиоприемника, бережно и осторожно включал его и жадно слушал. Ему хотелось, чтобы эти полтора часа длились бесконечно. Не отходя от радио ни на шаг, Бакыр курил одну сигарету за другой. Время от времени чувства так переполняли его, что он не мог сдержать тяжелых вздохов и набежавшей слезы. Доносящийся из радиоприемника родной язык будил в нем острые воспоминания. Перед глазами возникали образы деревни, родного дома, старой матери, жены и сына. Бакыр закрывал глаза и мысленно уносился в этот мир, в котором все виделось ему таким, каким он оставил много лет назад.

         Передача заканчивалась. Бакыр с тяжелым вздохом открывал глаза, с неохотой отрываясь от сладких воспоминаний. Потом выключал радио и погружался в раздумья.

         — Ну, как, Багос, закончилась передача? – приоткрыв дверь, спрашивала жена. Иногда она приходила и садилась рядом, и они вот так молча могли просидеть довольно долго.

         Бакыр стал замечать, что в последнее время отношение жены и дочерей к нему изменилось: они стали более ласковее, внимательнее и теплее к нему, и в его душе зародилась маленькая надежда. Разок-другой он попытался намекнуть жене о том, что у него на душе, но она намеренно уклонялась от этого разговора. Тогда он решил сказать ей об этом прямо.

         В очередной раз, когда передача закончилась и жена присела рядом, Бакыр повернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Она поняла, что муж хочет сказать ей что-то важное.

         — Кажется, ты хочешь мне что-то сказать?

         Бакыр опустил голову и промолчал.

         — Да не тяни ты, говори! Если со мной не поделишься, то с кем?

         — Давай уедем с детьми на мою родину, — одним духом выпалил Бакыр. – Боюсь умереть здесь и так и не увидеть ее.

         Жена промолчала. Было видно, что слова мужа ей были не по душе.

         — Ты об этом мне хотел сказать?

         — Об этом, — ответил Бакыр. – Я давно хотел сказать тебе об этом, но решился только сегодня. Обещаю, нам там будет очень хорошо! Ты ведь еще не знаешь, как хорошо у меня на родине! Ее горы, луга, поля – это сказка! А люди – свободны, и у них нет страха перед завтрашним днем. Мы с тобой там устроимся, будем работать, а дети будут учиться. Кто знает, может, и сын мой найдется – будет им старшим братом. Почему бы и нет?

         — Нет, дорогой Багос, мы не можем поехать, — отрезала жена.

         — Но почему?

         — Ты забыл, что был в плену? – перебила его жена. – Как только ты вернешься, тебя сразу же арестуют и сошлют!

         — Это все слухи, — раздраженно отозвался Бакыр. – Слухи! Такого не было и нет, я знаю точно. Это враги, враги моей родины пустили эти слухи, чтобы очернить мою страну, чтобы такие, как я, не возвращались обратно. Да сокрушится дом тех, кто сделал меня несчастным!

         — Если ты так несчастен, — с обидой бросила жена, — можешь ехать хоть сию минуту. Я тебя не держу. Но мы никуда не поедем – ни я, ни девочки. Поезжай, может, ты даже сможешь найти там свою жену и сына. Так что езжай один.

         — Я бы поехал, — гнев душил Бакыра, — но не один. Я поеду только с вами. – Он помол        чал немного и продолжил. – Вот увидишь, ты не пожалеешь. Сколько писем я послал, но ни на одно не получил ответа. Кто знает, живы ли мои родные или нет? Матери моей, наверное, уже давно нет в живых – столько лет прошло. Да и жена моя – вряд ли она меня дождалась, ведь сколько времени от меня не было никаких известий. Наверное, вышла замуж. Боюсь, что и сына моего тоже нет в живых – в то тяжелое время всякое могло случиться. Ах, если бы они были живы… — Бакыр тяжело вздохнул и опустил голову.

         Наступило тяжелое молчание.

         — Нет, Багос, — заговорила жена, но голос ее звучал уже более мягко. – Ты прости, но ни я, ни дети – мы не поедем. Мы здесь родились, здесь выросли, здесь мои родители, родня, друзья. Я не могу все это оставить и уехать. Но и тебя я не держу. Если хочешь, езжай, но мы с тобой не поедем.

         — Ну, как я вас оставлю и уеду? – воскликнул Бакыр. – Хватит с меня того, что я один раз уже потерял своих родных! Так мне что, теперь и вас терять? Нет! Потому и говорю тебе – поедем вместе. А без вас я никуда не поеду.

         Жена, глядя в сторону, покачала головой. Бакыр пристально посмотрел на нее, потом встал, отложил радио и, расстроенный, вышел.

         Жена в комнате осталась одна. Дочери, почувствовавшие что-то неладное, заглянули в комнату, и после их настойчивых расспросов мать рассказала им об этом разговоре. И хоть дочери души не чаяли в отце, они обе стали на сторону матери и наотрез отказались ехать.

         Бакыр долго бродил по городу, углубившись в свои мысли. Его душило одиночество и нестерпимое желание поделиться с кем-нибудь. И тогда он вспомнил о своем единственном на этой чужбине друге и тотчас же направился к нему.

         Друг оказался дома. Бакыр рассказал ему о своем разговоре с женой, и тот, хотя и с сочувствием выслушал его рассказ, все же стал убеждать Бакыра в том, что он не прав.

         — Посуди сам, — сказал он ему, — ведь жену твою понять можно: она родилась и выросла здесь. Ей нелегко отказаться от всего и уехать в чужую и незнакомую ей страну. Да, ничего не скажешь, — друг покачал головой. – Видишь, что может получиться, когда веришь всему, что говорится. Если бы ты тогда не поверил в эти бредни, то не попал бы сейчас в это положение. Ну да ладно, прошлого не вернешь. Ты должен смириться. Знаю, тяжело все это, но у тебя нет другого выхода. Не буду давить на тебя, решай сам. Если можешь отказаться от жены и детей – уезжай. Или же ты должен постараться уговорить их.

         — Не могу… не могу ни от них отказаться, ни уговорить их ехать со мной, — подавленный голос Бакыра звучал уже более мягко.

         — Тогда перестань так убиваться, — ответил ему друг. – Что ты можешь поделать? Я прекрасно тебя понимаю. Если захочешь поговорить, поделиться с кем-нибудь, приходи. Двери моего дома для тебя всегда открыты. Как станет тяжело, приходи, не стесняйся.

         Бакыр поблагодарил его, попрощался и ушел. Снова долго в одиночестве бродил по городу, пока не стемнело. С тяжелым сердцем вернулся домой. Все уже спали. Бакыр тихо разделся и лег, но всю ночь так и не мог сомкнуть глаз. Сколько не думал он обо всем этом, не мог найти никакого выхода. Настало раннее утро, и, стараясь не шуметь, Бакыр тихо собрался и ушел на работу.

         Через несколько дней опять разговор зашел на эту тему. И опять жена и дочери наотрез отказались ехать. После этого Бакыр уже не возвращался к этой теме. Он знал, что все напрасно и что он никогда не сможет убедить их уехать с ним.

         У Бакыра оставалась одна отдушина – его радио. Да и те полтора часа курдских передач пролетали для него как один миг. Поэтому он купил магнитофон и всю передачу – от новостей до песен – стал записывать на кассету. Он даже стал реже выходить из дому и как только выдавалась возможность, уединялся в своей комнатке, включал магнитофон и слушал… Эти кассеты стали для него драгоценнее всяких сокровищ. И домашние, зная об этом, так же бережно обращались с ними, как и он сам.

         И вот однажды случилось то, что Бакыр совсем не ожидал: его драгоценное радио испортилось. Бедный Бакыр растерялся, вертел его в руках, пробовал и так и сяк – все напрасно. Подошли домашние, попытались ему помочь, но ничего не вышло.

         — Отнеси к мастеру, — посоветовала жена.

         — Пока я отнесу, пока он починит, передача закончится, — отчаянию Бакыра не было предела. – И надо же ему было испортиться именно сейчас!

         Бедный Бакыр пал духом. Он продолжал возиться с приемником до тех пор, пока время передачи не закончилось. Настроение его было окончательно испорчено. В тот день ему так и не удалось услышать родную речь, и ему казалось, что он потерял самое дорогое, что у него было. К тому же его терзала мысль о том, что эту потерю уже ничем не восполнишь.

         В тот же вечер Бакыр отнес радио к мастеру и оставался у него до тех пор, пока оно снова не заработало.

         «Для того, чтобы такого больше не повторилось, — подумал Бакыр, — пойду-ка я и куплю себе еще один приемник. Если вдруг один испортится, у меня будет запасной. Вот тогда я буду спокоен».

         На следующий день радио уже было куплено. Жена, увидев, что он вернулся домой с покупкой, промолчала. Заметив ее взгляд, Бакыр поспешил объясниться:

         — Правда, я потратился, но ничего, выкрутимся. Зато я буду уверен, что если с одним что-нибудь случится, у меня будет второй.

         — Но откуда ты взял деньги? Насколько я знаю, у тебя не было столько на новую покупку.

         — Я одолжил у друга. Как получу зарплату, сразу же верну ему долг. Пока он меня не торопит. Сказал, когда сможешь, тогда и отдашь.

         Жена ничего не ответила. А Бакыр, счастливый и довольный, бережно положил новое радио рядом со старым приемником и вышел из комнаты с облегченным сердцем.

 

*   *   *

 

         Однажды Бакыр, как всегда, слушал любимое радио. Сначала передали последние новости, потом народные песни. После этого голос доктора объявил:

         — А теперь у нашего микрофона старший научный сотрудник Авасе Бакыр.

         Услышав это имя, Бакыр вздрогнул. «Моего сына тоже звали Авас. Ведь диктор ясно сказал: «Авасе Бакыр». То есть Авас – сын Бакыра. Может, это мой Авас?» — эти мысли молниеносно пронеслись у него в голове. Сомнение запало в душу бедного Бакыра. Он хотел сосредоточиться и послушать, о чем же говорит этот самый Авас, но не смог. Мысли его путались. «Да мало ли среди наших курдов людей по имени Авас, — продолжал рассуждать он. – Но ведь сказали же: «Авасе Бакыр». И имя, и отчество – все совпадает. Может, все-таки это мой Авас? Ведь не так часто бывают такие совпадения!»

         Бакыр погрузился в размышления. Он даже не заметил, что тот самый Авас, чье имя так взволновало его, закончил свое выступление, и очнулся только тогда, когда комната наполнилась звуками народной песни «Ах, баво1, баво…» Это слово «баво» вывело Бакыра из оцепенения и заставило очнуться. И когда напев вновь повторился, сильная дрожь пробежала по всему телу.

         — О, Боже! – вырвалось у него из груди.

         Жена приоткрыла дверь:

         — Ты что-то сказал, Багос?

         Бакыр так был поглощен своими мыслями, что даже не услышал этих слов. Жена спросила опять.

         — Нет, ничего, — очнувшись от своих раздумий, ответил Бакыр.

         — Но я слышала твой голос. Мне показалось, что ты зовешь меня. – Жена немного постояла, подождала и, так и не дождавшись от него ни слова, молча ушла.

         Передача на курдском давно закончилась, но Бакыр этого даже не заметил. Началась другая передача, и звуки незнакомого языка наполнили комнату. Но и этого Бакыр не заметил. Он был углублен в свои мысли. Ему не давали покоя те слова диктора.

         «Кто знает, может, это и есть мой Авас? – уже в который раз повторял про себя Бакыр. – А если это и так, если это мой Авас, то тогда почему никто не написал мне, что мой сын жив? – продолжал рассуждать он. – А если это и правда мой Авас, то тогда ему должно быть тридцать пять лет. А голос того, кто говорил, — голос молодого… И как будто похож на голос моего Аваса… О, господи, где мне такое счастье, чтобы это было он!… Но кто знает? В те трудные и тяжелые годы… кто знает, что с ним стало? С моим Авасом… Моим Авасом… А если даже он и жив, имею ли я право говорить «мой Авас»? Ведь не я его вырастил!… Мой Авас, мой родной мальчик», — Бакыр обхватил руками голову, и несколько слез выкатились из его закрытых глаз…

         Мысли о сыне лишили Бакыра покоя. То ему казалось, что тот молодой человек у микрофона – это его сын. Через минуту же все это начинало казаться ему нелепым совпадением и игрой его воображения. И вот так надежда сменялась отчаянием, а отчаяние – надеждой.

         В ту ночь Бакыр не сомкнул глаз. Все думал: как ему узнать правду – сын ли его был это или нет? О том, чтобы поделиться своими сомнениями с женой и детьми, ему даже не пришло в голову. Внезапно его осенила мысль – а не поговорить ли об этом с его другом?

         — Так и сделаю. Пойду к нему завтра и спрошу, что же мне делать. Может, посоветует мне что-нибудь, — успокоился Бакыр и решил заснуть. Но с такими мыслями разве заснешь?

         С утра Бакыр поспешил на работу. Там он и рассказал обо всем этом другу.

         — Ну, если у тебя такие сомнения, — подумав немного, ответил тот, — давай пошлем на это радио письмо и попросим, чтобы они написали нам подробно про этого парня. Вот тогда и станет ясно, твой ли это сын или нет.

         Так и порешили. Вот только Бакыр не решался сам написать такое письмо. В его душе все еще был тот страх, чтобы никто не узнал о том, что он опять разыскивает своих родных. И по его просьбе друг от своего имени написал письмо, в котором просил редакцию курдского радио подробно рассказать о молодом человеке по имени Авас: кто он, когда и где родился, кто его родители, есть ли у него родные, живы ли они или нет. В конце он добавил, что с нетерпением ждет ответа, потому что «один из моих знакомых слушал эту радиопередачу и ему кажется, что этот Авас приходится ему близким родственником».

         Обратным адресом решили указать адрес друга.

         — Так будет лучше, — вздохнул Бакыр. – Пусть никто не знает, что я отправил это письмо.

         Письмо отправили. С того дня Бакыр потерял терпение. Каждый день он спрашивал у друга, не пришел ли ответ. И каждый раз расстраивался:

         — Ну, почему, почему он так запаздывает?

         — Да будет тебе! Потерпи, ведь мы совсем недавно его послали. Оно, поди, еще только дошло до места. Не переживай, я думаю, мы скоро его получим. Обещаю: как только получу, пусть даже ночью, я тут же принесу его тебе. Только потерпи немного.

         После этого Бакыр перестал спрашивать о письме. Только при встрече вопросительно заглядывал ему в глаза. Тот отрицательно качал головой, и каждый раз этот жест болью отзывался в сердце бедного Бакыра.

         Время шло, а письма все не было. Бакыр, как и раньше, слушал свое радио. Как-то раз ему даже пришла нелепая мысль о том, что во время одной из радиопередач он услышит ответ на это письмо. Это еще больше приковало его к приемнику. Но ответа не было.

         В один день, когда Бакыр вернулся с работы и собирался с семьей поужинать, в дверь неожиданно постучали. Дочь открыла, и на пороге стоял его друг. Увидев его, Бакыр замер.

         — Пришел ответ, — сказал друг, прямо глядя ему в глаза.

         У Бакыра подкосились ноги, и он еле успел присесть. Резко побледневший, он не сводил глаз с друга, принесшего ему долгожданное известие. Не в силах вымолвить ни слова, бедный Бакыр окончательно растерялся. Руки его дрожали, а сердце забилось с такой силой, что казалось, вот-вот выскочит из груди.

         Друг молча присел, достал из кармана конверт. Взглянул на Бакыра – тот был бледнее смерти. Жена и дети, наблюдавшие эту странную картину, ничего не могли понять. Они переводили взгляд с одного на другого и переглядывались меж собой, пытаясь догадаться, что означает такой неожиданный приход, что это за письмо в руках у гостя и почему Бакыр так взволнован.

         Молчание продолжалось. Гостя охватило чувство неловкости за то, что он, поддавшись первому порыву, поспешил и при всей семье Бакыра сообщил ему о письме и, мало того, даже показал его. И теперь он медлил – не знал, читать ему при всех это письмо или нет.

         — Умоляю, читай скорее, — еле слышно прошептал Быкыр.

         Гость раскрыл письмо, сделал глубокий вздох и дрожащим  голосом стал читать:

         «Дорогой друг! Мы передали Ваше письмо Авасе Бакыру с тем, чтобы он сам ответил на Ваши вопросы. Его ответ прилагаем к этому письму. Желаем Вам здоровья и счастья».

         Друг сложил этот листок, отложил его в сторону, достал из конверта второй и зачитал вслух:

         «Уважаемый незнакомец! Меня зовут Авас. Отца звали Бакыр, мать – Чиле, деда – Тайо, а бабушку – Нане. Мне тридцать пять лет. Родился в селе Саркани Советской Армении. Мой отец ушел на фронт и не вернулся. Бабушки и матери нет в живых. Я кандидат наук, работаю старшим научным сотрудником в одном научно-исследовательском институте. Я женат, у меня двое детей: сын и дочь. Живу в Ереване. Домашний адрес указан на конверте. Если у Вас возникнут вопросы, пожалуйста, не стесняйтесь, пошлите их мне на мой адрес, я с удовольствием Вам отвечу.

         Насколько я знаю, родственников за границей у меня нет. Вы не могли бы написать мне несколько слов о Вашем знакомом и почему Вы думаете, что мы можем быть родственниками. Вы, конечно, извините меня, но мне тоже хотелось бы знать об этом. С уважением Авасе Бакыр».

         — Это он, мой Авас! – вскричал Бакыр. – Мой Авас, мой родной мальчик!

         Бакыр вскочил, подбежал к другу, схватил письмо и стал внимательно вглядываться в написанное. Его руки дрожали, а вместе с ними и этот заветный листок бумаги. Так, не сводя с письма взгляда, Бакыр присел.

         — Ну, я тебя поздравляю! Сбылась твоя мечта – ты все-таки нашел сына, — сказал друг, присев рядом с ним.

         — Да, я нашел… нашел моего Аваса… Слава Богу, он жив, — Бакыр с трудом выговаривал эти слова. У него перехватывало дыхание, как после долгого бега. – Вырос мой Авас.. Сам даже стал отцом, — Бакыр немного перевел дух и в сердцах воскликнул: — Да ослепнуть мне, сынок, что судьба забросила меня так далеко, что я не могу тебя даже увидеть!

         Подошли жена и дочери, обняли и поцеловали Бакыра. Сели рядом.

         — А знаешь, ведь он правильно написал, что у него никого за границей нет, — обернувшись к другу, сказал Бакыр. – Если так взять, разве я отец? Я  сейчас должен был быть там, рядом с ним! А он, бедный, думает, что его отец погиб во время войны. Да, уж лучше так бы и случилось!

         Жена и дочери встали и принялись хлопотать, накрывая на стол. Друг сидел рядом с Бакыром, как вдруг увидел, что тот с тяжелым вздохом стал падать на бок. Он еле успел подхватить его:

         — Что с тобой, Багос? – испуганно закричал он.

         Но Бакыр не отвечал. Подоспели жена и дети и уложили его на кровать. Резкая бледность и холодный пот покрыли его лицо. С трудом он открыл глаза и посмотрел вокруг помутневшим взглядом. Друг взял его за запястье, пытаясь прощупать пульс.

         — Очень слабый. Срочно нужен врач.

         Дочери тотчас выбежали из дома.

         Бакыр лежал на кровати. Жена сидела у изголовья, а друг, не отпуская запястье Бакыра, молча стоял рядом. Вдруг Бакыр открыл глаза.

         — Слава Богу… мой Авас жив… Да стану я ему жертвой, — сказал Багос по-курдски и опять закрыл глаза. И тихонько всхлипнул.

         — Что он сказал? – спросил у жены друг.

         — Я не поняла. Кажется, он говорил по-курдски, — в отчаянии ответила она и не могла сдержать хлынувших слез. Потом повернулась к мужу и, увидев его изменившееся лицо, вскричала:

         — Багос! Багос! Ответь же! Не молчи!

         Но Бакыр не отвечал.

         Пока подоспел врач, Бакрыра уже не стало.

         — Инфаркт, — после осмотра заключил врач, надел шапку, взял свою сумку с инструментами и вышел.