ЗНАХАРЬ

ЗНАХАРЬ

 (Быль)

         Рассказывают, как однажды жена бека упала и вывихнула себе ногу. Несчастная исходится криками и слезами, и что только не делают, а боль унять не могут. Нога сразу же распухает, да так, что кожа того и гляди лопнет, и ни сесть, ни лечь бедная женщина не может.

                  В той округе жил знаменитый знахарь-армянин по имени Манук. Знахарскому делу его научил старый отец: он клал в мешочек глиняный горшок, туго завязывал, разбивал молотком этот горшок и поручал сыну подогнать осколки в точности друг к другу.

                  — Если ты научишься на ощупь собирать осколки внутри мешочка, — говорил отец Мануку, — то из тебя выйдет хороший знахарь. А если нет, то лучше этим вообще не заниматься. Ведь разбитые кости тебе не видны – они под кожей. А ты должен научиться чувствовать их на ощупь, чтобы мог подогнать их друг к другу. Твои руки должны стать тебе глазами, чтобы ты чувствовал разбитые кости так, как если бы видел их своими глазами.

                  С утра до вечера отец обучал Манука и посвящал его во все тонкости своего мастерства. Со временем сын так научился этому делу, что в своем умении обошел даже старого опытного отца. Говорят, даже не подходя близко, он мог по цвету кожи сразу же определить, перелом у человека или же просто вывих. Слава о Мануке пошла по всей округе, и все обращались только к нему как к самому искусному мастеру своего дела.

                  Сперва бек захотел послать за Мануком, но, поразмыслив, передумал. Как человек глубоко религиозный, он не мог допустить того, чтобы руки иноверца – армянина-хрестьянина – коснулись его жены. И бек приказывает найти и привести к нему другого какого-нибудь знахаря-мусульманина.

                  — Достопочтенный бек, — говорят ему подчиненные, — неужели ты не знаешь, что никого лучше и искуснее Манука в этом деле нет? Даже если мы и найдем кого, никто не может поручиться, что жену твою не покалечат. А если Манук за это возьмется, будь спокоен – он все сделает как надо.

                  Бек призадумывается и, когда на мгновение представляет, что жена его может остаться калекой, вздрагивает. Но в то же время его вера не позволяет, чтобы иноверец хоть пальцем коснулся его жены, пусть даже для того, чтобы вылечить. Эти два чувства долго борются в нем, и наконец бек находит выход.

                  — Идите и позовите Манука, — говорит он слугам.

                  Когда Манук приходит, бек говорит ему:

                  — Манук, ханум упала, и я не знаю – то ли ногу сломала, то ли вывихнула.

                  — Ну, что ж, надо посмотреть, — отвечает Манук.

                  Тень набегает на лицо бека. Слова Манука ему явно не по душе. Даже не глядя в его сторону, бек изрекает:

                  — Нет, я не позволю тебе – иноверцу – прикоснуться к ханум. Ты должен ее вылечить, не прикасаясь к ней. 

                  — Достопочтенный бек, но как мне ее вылечить и при этом не дотронуться до нее? – в недоумении спрашивает Манук.

                  — Не знаю. На то ты и знахарь. Делай что хочешь, но ты не должен прикасаться к ней. А не вылечишь или откажешься – прикажу отрубить тебе голову. Это мое решение, и лишние разговоры здесь ни к чему.

                   Манук видит, что спорить бесполезно – бек непреклонен.

                  — Ну, позволь мне хоть издали посмотреть на нее, — просит озадаченный знахарь.

                  — Посмотреть ты можешь, но только при мне и издали, — таким же властным голосом отвечает бек.

                  Бек и Манук направляются в комнату ханум. Увидев их, она в тревоге смотрит на бека, съеживается и начинает стонать.

                  — Лежи спокойно, — успокаивает бек жену. – Он не подойдет близко и не будет прикасаться к тебе.

                  Манук просит покрыть верхнюю часть больной ноги чем-нибудь прозрачным,  чтобы не обнажать всю ногу. Просит и отворачивается. Служанки, засуетившись, отбрасывают одеяло и накидывают на ногу тонкую шаль. Бек говорит Мануку, что он может повернуться. Манук поворачивается и, не сходя со своего места, внимательно смотрит.

           — Оберните этой тканью ногу ханум, — распоряжается он и снова отворачивается. Так и делают. Манук поворачивается и просит ханум пошевелить больной ногой столько, сколько сможет. Ханум с большим трудом немного удается сдвинуть ногу с места. Этого Мануку бывает достаточно, чтобы понять, что же случилось.

                  — Достопочтенный бек, — говорит Манук, когда они выходят из комнаты ханум. – Есть ли у вас буйволицы?

         — Да, есть, — удивляется бек, не понимая, при чем тут нога его жены.

         — Я прошу, чтобы три дня подряд одну из буйволиц хорошо кормили и давали ей побольше соли, много соли, — говорит Манук. – Но ни в коем случае не поите ее. А через три дня я вернусь, — и хочет попрощаться и уйти, но бек останавливает его.

         — Буйволицу я поручаю тебе. Корми ее, как считаешь нужным, но я тебя никуда не отпущу. Останешься у нас до тех пор, пока не вылечишь ханум. А если нет, ты уже знаешь, что тебя ждет. Не дай Бог, ханум останется калекой – ты от меня не уйдешь. Ты хоть раз в жизни видел хромую курдянку? Не видел. И ханум не должна стать хромой! Ты все понял?

         — Да, мой бек, я все понял, — отвечает Манук и с уверенностью добавляет. – Ханум не станет калекой. Я отвечаю головой.

         — Слово мужчины? – спрашивает бек и пристально смотрит Мануку в глаза.

         — Слово мужчины! – без промедления восклицает Манук.

          — Ну, если так, слово свое держи и про голову не забывай.

         Манук намек понимает, но ничего не отвечает беку. Тот поворачивается к слугам и отдает распоряжение:

         — Отведите Манука в стойло, пусть сам выбирает, что ему нужно.

         Так и делают. Манук все три дня не выходит из стойла и, не доверяя никому, делает все сам: сам кормит буйволицу, сам дает ей много соли, но не дает ей ни капли воды да еще следит, чтобы никто ненароком не напоил ее.

         На четвертый день Манук накидывает прочную веревку буйволице на рога и приводит к дому бека.

         — Достопочтенный бек, прикажи одеть ханум и привести ее сюда.

         Ханум одевают, и несколько дочерей и невесток выносят ее, обессиленную, во двор.

         — А теперь усадите ханум на буйволицу, — говорит Манук.

         — Он что, с ума сошел? Как я с этой больной ногой сяду на нее? – вопли ханум наполняют весь двор.

         — Ничего, ханум, потерпи, — мягко уговаривает ее Манук. – Все твои трудности на этом закончатся.

         — А ты не забыл данного тобой слова? – бек грозно смотрит на Манука.

         — Нет, мой бек, я не забыл, — твердо и спокойно отвечает знахарь.

         — Ну, если так, посадите ханум на буйволицу, — приказывает бек и поворачивается к Мануку, сверкнув жутким взглядом. – Запомни мои слова: я не позволю, чтобы я и ханум стали посмешищем для людей. Я никому этого не позволю!

         — Достопочтенный бек, — спокойно отвечает Манук, – я хорошо понимаю, с кем имею дело, и знаю, что делаю.

         Короче говоря,  ханум усаживают на буйволицу. Манук ведет ее к арыку, который тек посреди деревни. Сельчане высыпают из своих домов и с удивлением смотрят на это странное шествие. Многие не выдерживают и идут вслед за ним. Бек с опущенной головой идет сзади буйволицы и от стыда не может поднять глаз. Гнев кипит в нем с бешеной силой, но он сдерживает себя, уповая на благополучный исход этого позорного похода.

         Манук подводит буйволицу к арыку и прямо в чарыхах заводит ее в воду и становится перед ней. Измученная жаждой буйволица начинает жадно пить и на глазах распухает. Голова ее еще в воде, как вдруг раздается какой-то хруст. Манук тотчас же поворачивается к беку.

         — Достопочтенный бек, можете везти ханум домой.

         — Подожди, а как же ее нога? – взбешенно спрашивает тот.

         — Ее нога встала на место, — спокойно отвечает Манук. – Может, она немного еще поболит и ханум пока не сможет спокойно становиться на нее, но это скоро пройдет. Ничего страшного не произошло – она просто вывихнула бедро. Когда буйволица стала пить и опухать, это сдвинуло сустав, и кости сами встали на свое место. Так что ничего страшного. Теперь уже все в порядке.

         Ханум привозят обратно. Когда у дома ей помогают слезть с буйволицы, она чувствует, что той сильной боли почти нет. Но ступить на эту ногу боится.

         — Не бойся, ханум, обопрись на нее, — говорит ей Манук.

         — Но ведь больно же!

         — Не больно. Это тебе кажется, что больно, но на самом деле нет. Не бойся, обопрись, обопрись, — уговаривает ее Манук.

         Одним словом, ханум опирается на это ногу и с удивлением обнаруживает, что боли нет.

         Ханум заводят домой. Бек приглашает Манука к себе, они усаживаются и начинают беседовать. Бек не помнит себя от радости – глаза его блестят, он широко улыбается и излучает одно радушие. Шутка ли – он сам своими глазами видел, с каким мастерством и искусством Манук вылечил его жену. Через несколько минут входит сама ханум легкой и упругой походкой.

         — Брат Манук, да поможет Бог тебе и твоим сыновьям за твое доброе дело. Слава Богу, ты избавил меня от этой боли! Да поможет тебе Бог!

         При этих словах бек встает, достает из кармана кисет, открывает его и кладет перед Мануком несколько золотых монет.

         — А это тебе за твою работу.

         Манук отодвигает эти монеты и говорит:

         — Достопочтенный бек, мне не нужно твое золото, я его не возьму. Я же дал слово мужчины, и сегодня я его не только сдержал, но и спас свою голову.

         Беку становится стыдно за те свои слова и, чтобы заглушить это чувство, начинает еще настойчивей предлагать Мануку золото. Но тот остается непреклонным.

         — Ты достойный человек и искусный мастер, — говорит бек Мануку, когда убеждается, что все уговоры напрасны. – С этого дня двери моего дома перед тобой всегда открыты. Считай, что это твой дом. Приходи, когда пожелаешь.

         Три дня бек не отпускает Манука и оказывает ему достойный прием. И когда Манука провожают домой, слуги подводят к нему статного оседланного коня. Бек становится перед Мануком и говорит:

         — Возьми этого коня в подарок. Если откажешься, знай, что смертельно обидел меня. Это не плата за твою работу, это мой подарок. И повторяю – если не возьмешь, значит, оскорбишь меня.

         Манук чувствует, что если откажется принять этот дар, то нанесет беку сильное оскорбление. Молча садится на коня, прощается с беком и пускается в обратный путь.