СТРАХ

СТРАХ

         По вечерам в доме Джимшида собирались мужчины со всей деревни. В ода′1 часто было яблоку негде упасть. Рассаживались по старшинству: во главе комнаты восседали почтенные старцы, после них располагались мужчины средних лет, а за ними около входа усаживалась молодежь. Детвора теснилась рядом: кто оставался стоять, переминаясь с ноги на ногу, а кто и вовсе садился на земляной пол. В углу горел камин, куда время от времени подбрасывали кизяк, а дым от папирос плотным слоем окутывал комнату. Под мерный звук перебираемых чёток шел неторопливый и обстоятельный разговор. Один, закончив свой рассказ, передавал слово другому, и тот со словом «итак…» брал протянутые ему чётки и начинал излагать свою историю. Каждый вечер говорили о чем-то одном, и обычно тема для разговора возникала сама собой. За интересной беседой иногда не замечали, как наступала полночь, потом вставали, прощались с домочадцами и друг с другом и расходились по домам.

                  В тот вечер речь зашла о привидениях. Мужчины рассказывали истории одна интереснее другой, а мы, дети, навострили свои уши и жадно внимали каждому слову. От этих разговоров у нас мороз пробегал по коже, и мы, словно завороженные, не в силах были сдвинуться с места.

                  — А вы знаете, что на Нишокском мосту водятся привидения? – спросил Бадо у собравшихся. Некоторые кивнули и ответили, что да, мол, знают об этом.

                  — Как-то раз я ночью верхом на лошади возвращаюсь домой. Молод был в то время, никого и ничего не боялся. Поводья выпустил из рук, и лошадь идет себе тихо по знакомой дороге. Доезжаю до Нишокского моста, и вдруг ни с того ни с сего меня охватывает какой-то жуткий страх. «Господи, да что же это со мной? — подумал я. – Ведь я не из робкого десятка, так чего это я так испугался?» Ударяю лошадь по бокам, но она стоит как вкопанная и ни шагу вперед не делает. До того дня я ни разу не стегал ее кнутом – рука не поднималась. Но в этот раз пришлось отхлестать ее несколько раз, а она все равно не идет – и все тут. – Бадо достал табакерку, завернул себе папиросу, угостил почтенных старцев табаком, зажег папиросу, сделал несколько глубоких затяжек и продолжил. – Господи, да что же это такое? На меня напал такой страх, что я даже боюсь слезть с лошади. Да и она, окаянная, стоит и не шелохнется. Короче говоря, смотрю, прямо перед лошадью стоит что-то, похожее на борзую.

                  — Да ты что… — послышалось несколько голосов.

                  — Я, думая, что это собака, цыкаю, чтобы она шла прочь. А ей хоть бы что – стоит на задних лапах – и все. Я еще раз взмахиваю кнутом. Лошадь отпрыгивает немного в сторону. Я хлещу ее кнутом, и в этот момент это окаянное прыгает и оказывается прямо за моей спиной верхом на лошади. И только тогда я понял, что это не что иное, как привидение. Хочу кричать, хочу позвать на помощь, а голоса нет, не могу издать ни звука. А это, проклятое, как стало скакать туда-сюда! То впереди меня окажется, то сзади. Я от страха уже и поводья отпустил, и лошадь заметалась, а удержать ее у меня и сил нет. Разок-другой оно прыгнуло мне на руку. До чего же тяжелое оно было! Как будто семь пудов соли положили мне на руку! Чувствую, и лошадь сильно испугалась да как припустила вперед… А это все скачет и скачет – то на лошадь, то на меня! Не знаю, сколько времени это все длилось. Очнулся только тогда, когда увидел, что мы уже стоим у реки, что течет мимо нашей деревни. И вдруг привидение исчезло. Оглядываюсь туда-сюда, а его нет и след простыл.

                  — А ты перешел реку или нет? – спросил у Бадо мужчина средних лет.

                  — Ну да, конечно, — ответил Бадо. – Насколько я помню, до того, как подошли к реке, оно сидело сзади меня. Но как только лошадь вошла в воду и перешла на тот берег, оно исчезло.

                  — Привидения воды боятся, — подал голос другой. – Говорят, стоит им коснуться воды, они падают замертво. И еще – если бы с тобой была лопата и ты положил бы ее ему на шею, оно бы сразу же упало замертво.

                  — Вот вам и моя история с привидением, — заключил Бадо свой рассказ. – В тот вечер от страха у меня отнялся язык, а руки так ослабли, что я не мог удержать поводья. И вот таким полумертвым лошадь привезла меня домой.

                  — Да, страх, что наводит привидение – жуткий. И врагу своему не пожелаю встретиться с ним, — сказал один из мужчин почтенного возраста. – А ведь сколько таких случаев было, что мужчины от этого страха лишались мужской силы. Рассказывают, что как-то раз в одной деревне понадобилось одному выйти ночью из дома, как говорится, по нужде. Сзади на него нападает привидение и начинает его душить. Этот, обессиленный, еле доползает до дома, зовет домашних на помощь и кричит, что, мол, этот проклятый душит меня. Пока те просыпаются и выбегают, видят, он лежит уже мертвый. Так что, Бадо, тебе еще повезло, что с тобой ничего плохого не случилось. А может, еще и потому ты уберегся от худого, что характер у тебя сильный и натура крепкая. Кто знает?

                  Мужчины продолжали рассказывать о привидениях, а мы, дети, внимательно слушали, затаив дыхание и съежившись от страха. Когда кто-то из взрослых начинал говорить, все вокруг стихало, и был слышен только голос очередного рассказчика. Истории не повторялись, и каждый рассказывал что-то новое и не менее интересное. И поэтому, стоило кому-то что-то начать, все ждали от него чего-то особенного.

                  — Я тоже хочу вам кое-что рассказать, — сказал Сафо.

                  — Давай, мы тебя слушаем, — раздались голоса со всех сторон.

                  Сафо поднес кулак ко рту, пару раз кашлянул, раскрыл свой кисет и не спеша завернул папиросу.

                  — В тот год я возвращался из города, — начал Сафо свой рассказ. – Был уже вечер, когда я сошел с поезда. Сначала я решил переночевать у моего друга, который жил недалеко от станции, а утром вернуться домой. Но потом передумал. Решил, что идти мне не так уж и долго, дорога близкая и что к полуночи успею добраться до деревни и попасть домой.

                  Сафо прервал свой рассказ, зажег папиросу и сделал одну-две затяжки. Все, кто был в ода′, молчали и ждали продолжения. Если бы пролетела муха, ее бы стало слышно. Мы все настроились на интересный рассказ о том, что же произошло с Сафо в тот вечер.

                  — Ну, я пустился в путь, — продолжил он. – Дело было то ли в конце весны, то ли в начале лета. Было полнолуние и светло, как днем. Я шел, шел, шел…

                  И опять Сафо оборвал свой рассказ и обернулся к одному из молодых.

                  — Не сочти за труд, подай своему апо1 воды.

                  Ведро с водой и кружка были у двери. Этот молодой подскочил, наполнил кружку и подал Сафо. Тот выпил, вытер платком усы и сделал еще несколько глубоких затяжек.

                  — Ну, ты будешь рассказывать или нет? – не выдержал Бадо. – Не томи!

                  — Ну, так вот. Я шел, шел, шел и дошел до Нишокского моста.

                  — Сейчас окаянное и появится, — в нетерпении заерзал один из молодых парней, но Сафо и бровью не повел. Его рассказ дошел до самого интересного места, и никому не хотелось пропустить ни единого слова. Настала мертвая тишина, и только чётки в руках мужчин защелкали еще быстрее.

                  — Я дошел до Нишокского моста, и вдруг меня охватил сильный страх. Я немного постоял, потом зажег папиросу, покурил и пошел дальше. Шел, шел и дошел до своего дома. Постучал в дверь, жена открыла, и я зашел домой.

                  Сафо замолк, опустил голову и погладил усы. Некоторое время все сидели молча, ожидая продолжения рассказа. Но Сафо молчал.

         —         И что дальше? – спросил один.

         —         А дальше я разделся, лег и уснул.

         —         Как? И это все? – поразился Бадо.

         —         Да, все.

         —   Ну, ты даешь!  Вот это да! А мы-то думали, ты сейчас расскажешь нам что-то интересное! – разочарованию Бадо не было конца.

         — А что, разве не интересно было? – обиделся Сафо.

         — Ну, что ты! Твой рассказ был просто бесподобен! – с иронией сказал Бадо, и присутствующие покатились со смеху. И тут же со всех сторон посыпались шуточки:

         — Ну, давай, Сафо, расскажи нам еще что-нибудь, — сказал один, и опять все вокруг дружно рассмеялись.

         — Да погоди ты! Сафо испугался, вот и решил нам поведать об этом…

         — А ведь, клянусь, он и вправду «интересное» нам рассказал: «Я шел, шел, шел и дошел домой»!

         Говорили и смеялись. Не смеялся один Сафо. Он с удивлением смотрел на развеселившихся односельчан, словно поражался тому, как его интересный рассказ мог не понравиться, да еще вызвать такую иронию и такие обидные шуточки.

         На следующий день об этом рассказе Сафо судачила вся деревня.

         — А ты не скажи, вчера Сафо в ода′ Джимшида такую интересную вещь рассказал, — говорили сельчане друг другу и смеялись.

         Стоило Сафо оказаться поблизости, они нарочно громко, чтобы ему было слышно, начинали повторять уже ставшую известной на всю округу его фразу «я шел, шел, шел и дошел домой». Говорили и украдкой поглядывали в его сторону. Сафо при этом ничего не отвечал, опускал голову, молча отходил и шел к своему дому.

         И пока Сафо был жив, деревня еще долго потешалась над незадачливым рассказчиком.