ВОР

 

 

ВОР

 

 

                    Была темная ночь. Мелкий осенний дождь, моросивший весь день, наконец прекратился. Мсто то и дело выглядывал из дома, посматривал на небо, беспокойно озирался вокруг и заходил обратно. Было видно, что ему что-то очень сильно не дает покоя. Мсто в очередной раз высунулся за дверь, немного потоптался и с мыслью «А ночка чудная» быстро направился к дому Касо.

                    Было уже за полночь. После дождя в деревне все затихло, и не было слышно даже лая деревенских собак.

                    Деревенские сторожа были на краю деревни. В те времена кражи и разбои случались довольно часто, и поэтому сельчане договорились, что каждую ночь по двое мужчин будут следить за порядком и отпугивать воров. С наступлением темноты эти караульные, держа на плечах дубинки, обходили каждую улицу и при этом постоянно посвистывали, тем самым предупреждая о своем приближении. И так до самого рассвета.

                    Оказавшись около дома Касо, Мсто неслышно поднялся на крышу, расширил световое отверстие в потолке над кладовой и проник внутрь. В кладовой было темно. Нащупав бурдюк с маслом, он взвалил его себе на спину и, выйдя из кладовой, хотел было направиться к входной двери, как тут его настиг Касо, схватил обеими руками за горло и стал душить. Мсто захрипел, руки его ослабли, и бурдюк с грохотом упал на земляной пол. Ало – сын Касо – от шума проснулся и вмиг очутился в коридоре. Пригляделся и видит: кто-то лежит на животе, а отец вцепился в него и душит. Спросонья Ало даже не сразу сообразил, что случилось.

                    — Ало, сынок, зажги лампу, – крикнул ему Касо.

                    Ало зажег в нише старую лампу и остолбенел: их сосед Мсто, весь жалкий, дрожащий и съежившийся, лежит на полу, а рядом валяется бурдюк с маслом. Ало все понял без слов.

                    — Ты что, совсем умом тронулся? – прокричал Касо и еще раз рывком встряхнул Мсто. – Решил обворовать соседа и оставить всю семью без запасов на зиму? И как у тебя только совести хватило, подлец ты этакий? Что я тебе плохого сделал? Вот иди и не спусти с тебя сейчас три шкуры!

                    Глаза Мсто готовы были выскочить из орбит, хотя железная хватка Касо при появлении сына заметно ослабла.

                    — Если тебе было что-то нужно, пришел бы как человек и попросил, а не крал, – тяжело дыша, говорил Касо и при этом не переставал его пинать. Надавав вору пинков, он наконец отпустил Мсто, поднялся и, не удержавшись, пнул его еще раз.

                    Мсто же продолжал лежать на полу, только с живота повернулся на спину и смотрел на Касо вытаращенными глазами, полными испуга.

                    — Ну, что молчишь? Язык проглотил? – завопил Касо. – А о чем ты думал, когда, как ненасытный пес, залез сюда, чтобы что-то стащить? Ты думаешь, такой поступок красит мужчину? Ну, что молчишь? Говори!

                    Но Мсто молчал и, опустив голову, весь дрожал. Горячая кровь вскипела в жилах Ало, и он замахнулся было на соседа, но отец проворно схватил и отвел его руку.

                    — Лежачего не бьют, сынок. Так не подобает мужчине, – сказал Касо и, потянув Мсто за руку, рывком помог ему подняться. – Ну, давай, вставай! Что разлегся?

                    — Умоляю, заклинаю тебя счастьем твоего сына, не убивай меня, – и Мсто бросился Касо в ноги.

                    Касо с негодованием оттолкнул его и сделал пару шагов в сторону.

                    Возня и шум разбудили домочадцев, и они гурьбой сбежались в коридор. Касо недовольно прикрикнул на них:

                    — А ну-ка убирайтесь! Чтобы духу вашего здесь не было! Идите спать!

                    Всех как ветром сдуло.

                    — Ты думаешь, я стану марать об тебя руки? – с презрением сказал Касо и смерил Мсто с ног до головы. – Нет, убивать тебя я не буду. Ты слишком ничтожен, и я не стану проливать в этом доме твою поганую кровь. Но я тебя опозорю, да так, что будешь помнить об этом всю свою жизнь, – и Касо повернулся к сыну. – Ало, сынок, принеси-ка мне мой старый нож.

                    Ало посмотрел отцу в глаза и молча вышел.

                    Услышав про нож, Мсто побледнел, задрожал мелкой дрожью и снова бросился Касо в ноги:

                    — Умоляю, заклинаю тебя, не делай этого!

                    — Отцепись, – и Касо грубо оттолкнул его. – А о чем ты думал, когда шел обворовывать соседа? Неужели твои старшие не научили тебя тому, что долг соседа – это большая ответственность? Сосед соседу должен быть ближе и роднее, чем брат, сосед соседу не должен делать подлостей, сосед имущество соседа должен беречь и охранять как свое собственное! Ведь сколько лет мы с тобой соседи? И за столько времени ты хоть раз мог попрекнуть меня или кого-нибудь из моей семьи в том, что мы в отношении тебя поступили подло? – при этих словах Мсто испуганно помотал головой. – Ну, а ты? Ты хоть понимаешь, как гадко и подло ты поступил? Нет, я должен тебя наказать, и я знаю, как это сделать. Я тебя заклеймлю так, чтобы ты поклялся раз и навсегда оставить это грязное дело!

                    — Клянусь и не сойти мне с этого места, если я еще раз с дурными намерениями выйду из дому, – с отчаянием и слезами в голосе поспешил воскликнуть Мсто. Ему почему-то показалось, что Касо хочет взять с него обещание никогда больше не воровать.

                    — Это хорошо, что ты клянешься покончить с воровством. Но для того, чтобы ты помнил об этом всегда, я должен тебя заклеймить. А что? – и Касо пожал плечами, – я отрежу тебе ухо, и пусть тогда все вокруг будут узнавать тебя по этой отметине. Пусть люди видят, кто перед ними, будут осторожны и берегут от тебя свое имущество. Так будет справедливо.

                    Мсто в ответ разразился настоящим бредом. От страха он настолько потерял самообладание, что и сам, наверное, не понимал, что говорит.

                    — Что ты несешь? – прикрикнул на него Касо. – Ты заткнешься или нет? Не прикусишь язык, придушу тебя как собаку!

                    Мсто замолк. Не в силах удержаться на ногах, он медленно, как курица, осел на пол.

                    Ало задерживался.

                    — Ало, сынок, где ты? Сколько тебя еще ждать? – нетерпеливо крикнул Касо.

                    — Да вот ищу, но не могу найти, отец, – отозвался из комнаты Ало. – Куда ты его дел?

                    — Он на моем ремне, а ремень у изголовья.

                    Пока Ало искал нож, домочадцы то и дело приоткрывали дверь и с любопытством заглядывали внутрь. Пару раз заметив это, Касо прикрикивал на них, и каждый раз они исчезали, но потом появлялись снова.

                    — Его там нет, отец, – через некоторое время отозвался Ало.

                    Мсто поднял голову и посмотрел на Касо. Весь бледный, как полотно, с трясущимися руками, он не мог пошевелить языком. Снова  он упал Касо в ноги и хотел их поцеловать. Но Касо наградил его таким пинком, что тот упал навзничь. Постояв немного над ним, Касо убедился, что сосед от страха не может самостоятельно даже встать на ноги, и, протянув ему руку, опять помог подняться.

                    — Вставай, вставай! Даже в тяжелые минуты мужчина не должен терять свое достоинство!

                    Мсто поднялся и снова сел – его не держали ноги. Обливаясь холодным потом, он не знал, что ему делать, чтобы наконец выбраться из этого ночного кошмара.

                    — Ало, сынок, посмотри под стером[1], может, он там. И поторапливайся, пока я не остыл! Надо этому псу отрезать ухо, чтобы он помнил о сегодняшнем дне всю свою поганую жизнь.

                    Мсто весь сжался в комок и с ужасом уставился на дверь, ведущую в комнату. Казалось, он молил Бога о том, чтобы Ало так и не нашел нож или хотя бы вернулся как можно позднее. Но, как назло, именно в эту минуту появился Ало с ножом в руке. За ним вереницей тянулись домочадцы. Увидев их, Касо пришел в ярость и заорал:

                    — Я же сказал вам убираться отсюда! – и кинулся было на них, но те бросились наутек и захлопнули за собой дверь.

        Касо не стал их догонять и, остановившись, повернулся к сыну и протянул за ножом руку.

        Ало покорно передал отцу нож. Касо деловито взял его, осторожно проверил острие и, убедившись, что оно хорошо наточено, повернулся к Мсто.

        — Ну, что, сукин сын, ты готов? – и злорадная улыбка Касо заставила вора содрогнуться. – Я отрежу тебе ухо и заставлю съесть его. А не съешь, оторву тебе голову.

        — Умоляю тебя, Касо, заклинаю, да стану я жертвой тебе и всей твоей семье, не делай этого, – запричитал вор и опять захотел припасть к ногам Касо, но тот попятился назад.

        — Будь хоть чуточку мужчиной, нельзя так себя терять! – презрительно кинул хозяин дома. – Ты что, не думал, что, занимаясь таким отвратительным делом, в один прекрасный день ты попадешься? Или ты считал, что тебе все так и будет сходить с рук?

        — Если бы я знал… – Мсто еле сдерживал слезы, – если бы я знал, что все так получится, разве я пришел бы сегодня сюда? Ради Бога, умоляю, пожалей меня, не делай этого!

        — А мою семью – жену, детей – ты пожалел, когда полез воровать запасы на зиму? Ты о них подумал? – вскричал Касо. – Нет, я должен сделать так, чтобы где бы ты ни появился, твоя отметина сразу бы бросалась в глаза и чтобы это было тебе наукой, что так поступать нельзя. Может, хоть это заставит тебя прекратить воровать. И вообще – ты должен благодарить Бога за то, что именно мне ты попался в руки. Любой другой на моем месте живым бы тебя не выпустил! А я отпускаю, но отметина моего дома на тебе остаться должна. Как мы клеймим наших овец и коров, чтобы они не заблудились, так и тебя заклеймим. Будем считать, что ты один из той домашней скотины, которую держит наша семья. Эх, скотина хоть на что-то годится, не то что ты, подлец…

        Как Касо упомянул про скотину, Мсто поднял голову, и в глазах его мелькнул огонек надежды.

        — Я дам тебе все, что захочешь, только не делай этого, – затараторил вор, умоляюще протягивая к Касо руки. – Хочешь, отдам тебе пару моих волов, хочешь? Возьми их, прошу тебя, только не позорь меня на всю деревню. Я не смогу вынести этого… Уж лучше смерть… – и Мсто захныкал.

        — И ты думаешь, что я позарюсь на чье-то добро? Не суди по себе, негодяй! Я что, босяк какой-нибудь, чтобы взять у тебя этих волов и оставить голодной твою семью? Нет, голубчик, так просто ты от меня не отделаешься. Я тебя накажу и сделаю это так, чтобы ты уже не мог появляться среди порядочных людей и сидеть с ними за одним столом. Ало, сынок, – Касо повернулся к сыну, – пора с этим заканчивать, уж слишком он тут разговорился. Давай, помоги мне заклеймить этого наглеца.

        Ало не сдвинулся с места. Было видно, что ему стало жаль воришку. Мсто, почувствовав это, смотрел на него таким умоляющим взглядом, как будто хотел сказать: «Моя жизнь в твоих руках. Ради Бога, убеди своего отца не делать этого…»

        — Ну? – нетерпеливо сказал Касо сыну. – Чего ты ждешь? Помоги же мне.

        Но Ало продолжал стоять, не двигаясь. Он явно хотел что-то сказать отцу, но было видно, что не решается.

        Мсто почувствовал, что у Ало нет дурного на уме. Более того, он не согласен с решением отца, и поэтому Мсто всю свою надежду возложил на Ало: только он может помочь ему выбраться из этого ужасного положения, только он и никто другой.

        Повернувшись к Ало, Мсто со всем пылом, на какой был способен, произнес:

        — Ало, да стану я тебе жертвой, ведь мы соседи и сталкиваемся на дню по сто раз. Пожалейте меня хотя бы ради этого. Ну, хорошо, скажем, случилось, я поступил гадко, подло, но вам-то какой интерес меня уродовать? Ведь я тоже человек, и как мне после этого жить, выходить из дома, показываться на людях? Ради Бога, заклинаю вас, не делайте этого, не позорьте меня!

        — А то, что ты сделал, разве это по-соседски? – с негодованием сказал Касо, отвел взгляд и посмотрел в сторону. Но было видно, что слова вора все же подействовали на него, и он немного смягчился. – Ну, что мне сказать? – и  Касо пожал плечами. – Ах, если бы не наше соседство…

        Касо смолк. Мсто опустил голову и не двигался со своего места. Он прекрасно почувствовал, что в такой момент лучше всего промолчать, ведь нечаянно сказанное хотя бы одно-единственное слово могло бы все испортить.

        — Отец, давай простим его… Ради соседства, – сказал несмело Ало. Это было в первый раз в жизни, когда он осмелился возразить отцу. Но сейчас, увидев своего соседа в таком жалком состоянии и поняв весь ужас выбранного отцом наказания, Ало не выдержал и решил вмешаться.

        — Разве такой негодяй достоин прощения во имя соседства? – произнес Касо уже без прежнего гнева. – Если бы он почитал людские законы, то в эту ночь не вышел из дома и не пошел бы воровать.

        — Ничего, отец, ну, случилось это, что тут поделаешь, – Ало говорил уже более уверенно. – Говорят, и мулла над Кораном ошибается. Ради Бога, прости его на этот раз и не проливай его кровь в нашем доме. Пусть убирается и знает: то, что сегодня произошло, для него хуже смерти. И пускай потом решает сам: прекратить это грязное дело или воровать дальше. Не перестанет – ему же хуже, он рано или поздно за это поплатится. А нам лучше не брать грех на душу и держаться подальше от всех пересудов.

        — Да разве он человек? Собака – и то благороднее него, – с презрением отозвался Касо, махнул рукой и отвернулся.

        Ало ничего не ответил. По тону отца он понял, что тот окончательно смягчился и передумал так жестоко наказывать соседа, но в то же время не хочет этого показывать, чтобы поиграть на его нервах и преподать тем самым хороший урок.

        В душе Ало появилась надежда и новое, впервые испытываемое приятное чувство от того, что отец прислушивается к его мнению. Правда, Касо еще не сказал своего последнего слова, но по всему было видно, что он изменил свое решение. Теперь же нужно было хорошо постараться, чтобы отец не передумал еще раз.

        — С него достаточно и того, что ты с ним сделал, – поспешил сказать Ало. – Не видишь, в кого он превратился? Я думаю, пока он жив, эту ночь никогда не забудет. Давай, отец, не будем проливать у нас в доме его поганую кровь! Пусть убирается ко всем чертям!

        Касо ничего не ответил и лишь посмотрел на бурдюк с маслом, который валялся рядом.

                    — И стоило из-за этого бурдюка так позориться? – и Касо покачал головой. – Нет, ты не человек. Мой Ало прав – ты не достоин того, чтобы я марал об тебя руки. Вставай и убирайся!

                    Мсто не сдвинулся с места. То ли ему не верилось, что после всего случившегося так легко и без всякого наказания его отпускают, то ли он что-то задумал.

                    Вот уж кто был рад словам Касо, так это его сын. Правда, Ало характером был очень вспыльчив (впрочем, как и все мужчины их рода), но отходчив. Его тоже удивило поведение вора, которого простили и отпустили на все четыре стороны. «Он что, с ума сошел? Почему не встает и не уходит? А вдруг отец передумает? Вот уж тогда не оберешься разговоров…» – с ужасом подумал про себя Ало.

                    — Вставай, вставай и уходи отсюда, – сказал Ало, стараясь придать своему голосу как можно более спокойный тон.

                    Но Мсто продолжал сидеть. Он весь сжался и то и дело как-то странно заглядывал то в глаза отца, то в глаза сына.

                    — Вот те раз! – удивился Касо. – Что же это ты, голубчик, не убираешься? Или ты глаз положил на этот бурдюк? Может, хочешь, чтобы я взгромоздил его тебе на спину и ты отнес бы его к себе домой? – издевался Касо.

                    Как только хозяин дома упомянул про бурдюк, Мсто вздрогнул, побледнел и опустил голову. Отец с сыном удивленно переглянулись. Поведение вора было очень странным, и они не могли ничего понять.

                    — У меня к вам огромная просьба. На коленях умоляю вас, – и Мсто проворно опустился на колени. – Или возьмите и тут же меня убейте, или никому об этом не рассказывайте. Пожалейте меня, не позорьте перед всей деревней!

                    — Ты на этого наглеца посмотри, – воскликнул Касо и хлопнул себя по колену. – Мало того, что он пришел ко мне воровать, я его поймал и даже пальцем не тронул, так он теперь еще и хочет, чтобы я никому не рассказывал о его гнусном поступке! Может, тебе еще и поклясться в этом?!

                    Мсто промолчал.

                    — Вот это да! – покачав головой, протянул Касо. – У нас тут с тобой, ну, прямо как в той притче про вора, отца и сына. Сын говорит, отец, я поймал вора. Отец говорит, приведи его, сынок. Сын отвечает, он не идет, отец. Отец говорит, отпусти его, пусть идет. Сын говорит, я его отпустил, теперь он меня не отпускает. Вот так и у нас с тобой: мы тебя отпустили, теперь ты нас не отпускаешь?

                    Мсто поднял голову, посмотрел Касо в глаза и тихо, но твердо сказал:

                    — Пока ты мне точно не пообещаешь, я не сдвинусь с места, хоть режь. Уж лучше быть убитым, чем опозориться перед всем миром из-за какого-то бурдюка масла.

                    — А если ты соображаешь, что из-за бурдюка масла можешь опозориться, зачем ты шел на эту подлость? – с иронией спросил Касо. – Как будто это я тебя просил, чтобы ты пришел ко мне воровать!

                    — Ну, дурак был я, вот кто, – продолжал вор, совершенно спокойно. – Я знаю, ты не тот человек, который, пообещав что-то, потом не сдерживает слово. Теперь моя судьба в твоих руках и решай сам: или ты меня убиваешь прямо здесь, в своем доме, или обещаешь, что никто и никогда не узнает о том, что случилось этой ночью.

                    — Я что – обязан тебе? Может, ты еще скажешь, что я твой должник? – возмущению Касо не было предела, но при всем при этом он не мог сдержать улыбки, настолько его поразила наглость вора.

        — Я не говорю, что ты мой должник. Это я перед тобой в неоплатном долгу за твою человечность и теперь молю тебя только об одном: будь великодушен и не позорь меня на весь белый свет.

        — Ну, хорошо, отец, скажем, об этом все узнали. Что это нам даст? – вмешался Ало.

        — Я знаю, сынок, что ничего не даст, – ответил Касо, махнув рукой, – но я поражаюсь его наглости! Мало того, что он совершил отвратительный поступок, да еще и требует, чтобы ему пообещали держать этот поступок в тайне! Вот что меня злит!

        — Пусть подавится, – сказал Ало. – Если он так низко пал, давай не будем об этом рассказывать.

        — Но ведь вопрос не в этом, сынок. Мы-то можем никому не рассказать, но ведь говорят, воровство и блуд долго не скроешь. Рано или поздно все обнаружится.

        — Ну и пусть обнаружится. Лишь бы от нас не вышло, – пожал плечами Ало.

        — Мужчина должен держать свое слово, сынок, – ответил Касо совершенно серьезно. – Если человек что-то пообещал, во что бы то ни стало, он должен сдержать свое слово, не так ли?

        — Так, отец.

        — Значит, если я пообещал, вся ответственность ложится на меня. Но ведь то, что случилось, знаю не только я. У меня, слава Богу, есть семья, есть жена, дети. Они все видели и знают, что случилось, и откуда мне знать, кто из них завтра пойдет и расскажет на всю деревню о том, что сейчас здесь произошло. А если об этом все узнают, тогда грош цена моему обещанию. А я не тот человек, и поэтому не подобает мне давать те обещания, за последствия которых я не ручаюсь.

        — А это легко уладить, отец. Ты пообещай, а с домашними мы поговорим сами и строго-настрого накажем им держать язык за зубами.

        — Ну, если ты так считаешь, – устало сказал Касо, – пусть убирается и будет уверен, что все останется между нами. – И, повернувшись к вору, продолжил. – А ты вставай, чтоб тебе пусто было… И знай, что Бог этого так не оставит и в один день тебя сильно накажет…

        Мсто еще раз кинулся Касо в ноги, но тот с отвращением отвернулся. Ему действительно было неприятно смотреть на эти унизительные выходки.

        — Вставай и убирайся из моего дома, – сказал Касо, слегка повернувшись в его сторону. – И имей в виду, что об этом никто не узнает. Вставай и иди к себе домой. Считай, что этой ночью ничего не произошло. Разговоры и пересуды нам ни к чему. И не надо меня благодарить, ты человек нечестный, и твои молитвы за мое здравие мне не нужны. Вставай и молча уходи. Будем считать, что этой ночью собака прокралась в мою кладовую, там нашкодила, а мы на нее цыкнули и прогнали. Уходи!

        Мсто встал с колен, посмотрел на Касо, потом перевел взгляд на Ало, хотел было что-то сказать, но не посмел. Немного постояв, он, как побитая собака, опустил голову, бочком прошел к двери и вышел.

        Как только вор ушел, отец и сын поставили злосчастный бурдюк на место и вернулись в комнату. Никто из домашних не спал. Касо сел на свою постель, достал кисет и свернул толстую папиросу. Все молчали и ждали, когда он заговорит. Касо не спеша достал кремень и, прикурив от него папиросу, сделал две-три глубокие затяжки и повернулся к своим домочадцам:

        — Все, что случилось сегодня ночью, должно остаться в этих четырех стенах. Тот подлец пришел сюда воровать, но поймался. Короче, я его не тронул, да еще и пообещал, что все останется между нами, что я и моя семья никому об этом не расскажем и никто ничего не узнает. Теперь я хочу вас предупредить: никому об этом ни слова, слышите? Если хоть кто-нибудь в деревне узнает о том, что произошло, значит, кто-то из вас проговорился. И тогда пеняйте только на себя. Я никого не пощажу и сниму с болтуна три шкуры! Вы все поняли? Я дал слово, ясно вам?

        Ответом было лишь глубокое молчание. Все знали, что Касо – человек слова, и как сказал, так и сделает. И каждый решил про себя, что лучше откусит себе язык, чем проболтается в деревне о том, что произошло этой ночью.

        Настало утро. Касо вышел из дома и, взобравшись на крышу, заметил разодранное световое отверстие в потолке. Недовольно зацокав, он что-то буркнул себе под нос и стал приводить в порядок то, к чему приложил руку ночной вор. Закончив это дело, Касо спустился и увидел Мсто, который в своем огороде возился с картошкой. Проходя мимо, Касо хотел было идти дальше, но невольно остановился, посмотрел на Мсто и, вернувшись, подошел к нему.

        — Ты недостоин того, чтобы с тобой здоровались, – сказал ему Касо совершенно серьезно. – Но это не по-божески. И Богу не понравится то, что с утра встречу тебя и не поздороваюсь. Только ради этого я говорю тебе «здравствуй», но знай, что приветствие твое мне омерзительно.

        — Да станут мои глаза землей под твоими ногами! Доброе, доброе утро! – заискивающе ответил Мсто, обрадовавшись тому, что сосед с ним заговорил. – Проходи, проходи, дядя Касо. Давай я дам тебе немного картошки, пусть моя тетя тебе их сварит.

        — Благодарю, – с иронией ответил Касо, – но я не босяк, чтобы положить картошку к себе в подол и так и идти. Ты думаешь, я себе такое позволю?

        — Ну, зачем ты так, дядя Касо? – стал виновато оправдываться вчерашний вор. – Ну, ляпнул я что-то, зачем обижаться? Мне всего лишь хотелось этим утром угодить тебе хоть чем-нибудь. – Мсто так смешался, что не знал, что говорить.

        — А что, разве угождают картошкой? – съязвил Касо. – Хотя чему мне удивляться, едва ли ты способен на что-то большее, – и, повернувшись к Мсто спиной, быстро отошел.

        Мсто, растерянный, стоял не двигаясь. У него действительно не было в мыслях сказать что-то такое, что могло бы задеть Касо. «Ну, надо же… Вот ляпнул глупость. Поделом мне, кто меня за язык тянул», – с досадой подумал про себя Мсто и почему-то потянул и резко вырвал из земли картофельный куст. Крупные картофелины остались в земле, а мелочь вместе с корнями, стеблем и листьями оказалась в его руках. Мсто и сам не знал, зачем он это сделал, и ему больше ничего не оставалось, как присесть на корточки и заняться картошкой. Ту мелочь, которую он вырвал с корнем, он отделил и положил рядом. Картошку покрупнее он выкопал вручную и сложил ее кучкой на соседнюю грядку. Потом засыпал ямку землей, положил мелкую и крупную картошку к себе в подол и осторожно направился к своему дому.

        В следующие несколько дней Мсто почти не выходил из дому. Ему было невыносимо стыдно показываться людям на глаза, не говоря уже о том, что он не рисковал даже подойти к односельчанам и просто поговорить с ними о чем-нибудь. Сидя дома, он навострил уши и был в курсе всех новостей в деревне. Его не переставал терзать страх, узнали ли односельчане насчет той ночи или нет, но, несмотря на всю боязнь, у него была большая надежда на Касо. Зная его характер, Мсто был уверен в том, что раз сосед что-то пообещал, то ни за что на свете не проболтается. Насчет Касо он не сомневался, но что касалось членов его семьи… «Женщины, кто его знает, вдруг возьмут и проболтаются… Или же дети – они же тоже были там и все видели», – думал Мсто и не находил себе места ни днем, ни ночью. И все же он не переставал надеяться на данное соседом слово и прикидывал, что Касо наверняка предупредил всех домашних, и те не посмеют его ослушаться. «Уж лучше б я в тот вечер сломал ногу, но не пошел бы туда воровать», – в который раз твердил себе Мсто и никак не мог успокоиться.

        О том, что случилось той ночью, он, ясное дело, не рассказал никому, даже членам своей семьи. Об этом знали только он и семья Касо. Но Мсто почему-то казалось, что все кругом только об этом и говорят, а при нем нарочно помалкивают, и что стоит ему отвернуться и отойти хоть на шаг, как все принимаются об этом судачить. Недоверчивость и подозрительность росли с каждым днем. Мсто не упускал ни одного случая, чтобы не прислушаться к разговорам между членами его семьи – ему казалось, что так он точно сможет догадаться, идут ли о нем разговоры, и если да, то какие. Но чем дальше он пытался что-то разузнать, тем больше убеждался в том, что в деревне все тихо и спокойно и страхи его напрасны.

        Касо видел, в каком состоянии оказался его сосед. Видел это и радовался. «Если он так переживает, значит, кое-что понял, – думал Касо. – Может, хоть это станет для него хорошим уроком, чтобы он наконец прекратил воровать». И Касо все больше и больше убеждался в том, что в ту ночь поступил правильно, когда не тронул вора и не ославил его на всю деревню.

        После той ночи незадачливого воришку словно подменили. Мсто, которого раньше можно было увидеть разве что в группе праздных мужчин, теперь стал домоседом. Он редко показывался на людях, с утра до позднего вечера занимался своим хозяйством, следил за огородом и усиленно готовился к зиме.

        Перемену в Мсто заметил и Ало, и как-то вечером у него с отцом зашел об этом разговор.

        — А ведь, отец, как верно ты поступил, когда в ту ночь простил его. Видишь, как он изменился? Видно, это стало для него хорошей наукой.

        — А как же, сынок, – ответил Касо. – Он ведь тоже человек. Наверное, прикинул, взвесил, подумал над своими поступками, понял, что был не прав. Нормальный человек, когда понимает свою ошибку, старается ее больше не совершать.

        Прошло несколько дней. Никаких разговоров в деревне о той ночи не было. Прошло несколько месяцев. Все по-прежнему было тихо. Мсто очень изменился. Казалось, в ту ночь один Мсто ушел воровать, а вернулся совсем другой. Урок, который преподал ему Касо, не прошел даром.

        Постепенно Касо и Ало забыли об этом. Но Мсто не забыл, и стоило ему вспомнить тот эпизод, как он начинал сгорать от стыда. С тех пор Мсто оставил это свое позорное занятие и больше никогда с плохими намерениями не выходил из дома.