Наша школа и первые мои учителя

НАША ШКОЛА И ПЕРВЫЕ МОИ УЧИТЕЛЯ

         В деревне началось строительство новой жизни. В 1922 году открывается первая в истории Курдского Памба школа. Это была начальная четырехлетняя школа, а первым ее директором и учителем был Ваган Мхитарян. Его и сейчас вспоминают сельчане с любовью и благодарностью. В наших краях 7-летняя школа была только в деревне Джарджарис, и поэтому после окончания 4-го класса несколько человек из Курдского Памба стали ходить в ту школу, путь к которой пролегал через перевал. Одним из них был Джавое Амар Мамоян, который после окончания Курдского Закавказского педагогического техникума, а вслед за ним Армянского педагогического техникума десятки лет преподавал в нашей школе армянский и курдский языки и несколько лет был директором этой школы. Джавое Амар Мамоян – это первый курдский учитель, который был удостоен почетного звания Заслуженный учитель Армянской ССР.

         В те годы школа не имела своего отдельного здания, и уроки проводились в домах сельчан. В конце 1930-х годов строится здание из двух классных комнат и закладывается фундамент для третьей, но наступившая Великая Отечественная война мешает реализации этих планов. И только в конце 1960-х годов, когда директором школы был Вазире Ашо, строительство возобновляется, и к имеющимся классным комнатам прибавляются еще две. Тем не менее, для растущего числа учеников все 4 помещения тоже оказались недостаточны, и поэтому несколько комнат наших сельчан превратили в классные и там проводили занятия.

         В 1970-е годы в деревне Курдский Памб построили двухэтажное здание средней школы. Туда ходили не только наши ребята, но и ученики из села Авшен. Но, к сожалению, во время землетрясения 1988 года эта школа полностью обрушилась, и теперь уроки проводятся в здании Дома учителя.

         Здесь я хочу сказать пару слов о двух своих учителях. Моим первым учителем, который преподавал мне с 1 по 7 класс, был Джавое Амар Мамоян. Это был хороший специалист, добрый и образованный человек. Вместе с тем он был очень строг и требователен. Я помню, как мы, несколько деревенских ребятишек, после уроков за каким-то домом играли в кости, и вдруг кто-то сказал: «Мамоян идет!» Мы бросились врассыпную. На следующий день Мамоян в школе подозвал меня и отвел в коридор. Там на стене были вывешены «Правила для учеников», и учитель приказал мне: «Читай». Я стал читать и дошел до того места, где говорилось, что «ученик не должен играть в кости». «А ты что делал?» — сказал он и влепил мне затрещину. Обычно с нерадивыми учащимися он поступал так: если вдруг какой-то ученик не мог ответить на его вопрос, он звал другого, и если тот, второй, давал верный ответ, Мамоян ему приказывал: «А теперь влепи пощечину тому, кто не ответил». (Об этом я писал в одном из своих рассказов «Два эпизода из жизни школы»). Он всегда нам говорил: «Поставьте руки на парту» и смотрел, у кого из нас под ногтями грязь. За это он стыдил нас так, что мы всегда старались держать руки чистыми. Наш учитель был очень правдолюбивым и доброжелательным и пользовался большим уважением в деревне. Именно благодаря ему мы, несколько его бывших учеников, стали тяготеть к языкам и впоследствии продолжили свое образование в этой области. Сам Мамоян участвовал в войне против Финляндии и имел ранения.

         Другим моим преподавателем был Рашиде Мирза Мирзоев. Он был и директором школы, и нашим учителем истории. Свой предмет он знал очень хорошо. В те тяжелые военные годы, как известно, учебников не было, и нам ничего не оставалось, как проходить историю устно, по его рассказам во время урока. Мы должны были все запомнить, а на следующий день при опросе суметь пересказать услышанное накануне. Я помню, мы были в 5-м классе. Пришел Мирзоев, и начался урок истории. Он позвал первого ученика, но тот не смог ответить, и учитель велел ему оставаться у доски. Потом вызвал второго, третьего, четвертого… Никто не знал урока, и всех он выставил в длинный ряд. Я был самым младшим в нашем классе и по комплекции худеньким и щуплым мальчиком. Вконец он позвал и меня, но я тоже ничего не ответил, и учитель велел мне встать в самом конце. Мирзоев подошел к началу цепочки и начал по очереди лупить нерадивых учеников, а потом отправлять получивших свою долю побоев на место. В классе поднялся шум, вой и плач. Очередь, наконец, дошла до меня, и учитель, подойдя ко мне, остановился, внимательно посмотрел мне в глаза и вдруг сказал: «А ты уже свое получил. Марш на место, но знай: если не будешь заниматься, я такое тебе устрою!..» Я не верил, что смог так легко избежать расправы. Мои товарищи, продолжая хныкать, то и дело поднимали головы, смотрели в мою сторону и хихикали, но я не обращал на это внимания. Правда, их смех был мне неприятен, но самым главным для меня было то, что меня не побили. (Этот эпизод также описан мною в вышеупомянутом рассказе).

         Когда колхозы нашей деревни и деревни Авшен объединили в один колхоз, Рашида Мирзоева назначили председателем правления этого колхоза. В то время я окончил школу и работал в деревне заведующим клубом. У нас была одна корова, которая должна была скоро отелиться. Мы с большим нетерпением ждали этого дня, но к весне наша корова внезапно околела. Ну, и каким будет мясо издохшего животного? Ясное дело, дряблым и нежирным. Я и мой дядя Хамид отвезли это мясо в Тбилиси и сдали в сельский кооператив. Денег за него нам дали мало, очень мало, но что было делать – мясо действительно было низкого качества. Дядя сказал мне: «Возьми эти деньги, может, на них сумеешь купить хотя бы двух дойных овец». Я вернулся в деревню, и вскоре к нам зашел посыльный по имени Камыле Шако и сказал, что Мирзоев хочет меня видеть. Я направился в колхозную контору, и Мирзоев, который был там, у меня спросил:

         — Вы продали мясо коровы?

         — Да, ответил я.

         — Пойди и принеси мне эти деньги, — вдруг сказал он.

         — Но, товарищ Мирзоев, — попытался возразить я, — эти деньги нам нужны, чтобы купить хотя бы пару овец.

         — Говорю тебе, пойди и принеси, не пожалеешь!

         Я уже не посмел что-либо сказать и вернулся домой. Мама с нетерпением ждала моего возвращения и, как только я зашел, спросила:

         — Зачем Рашид тебя звал?

         Я ответил, что он требует деньги с продажи мяса. Мама рассердилась и стала проклинать Мирзоева, а заодно и меня. Но делать было нечего, и мне пришлось взять деньги и вернуться в колхозную контору. Там меня ждал Мирзоев.

         — Принес деньги?

         — Да.

         — Давай их сюда, — и он взял деньги, сосчитал, положил их в карман, позвал председателя овцеводческой фермы Элое Каймаса и сказал ему:

         — Завтра Сайре (так звали мою маму) и Амо (в деревне мне говорили Амо) придут, пусть выберут и возьмут себе четырех овец.

         — Хорошо, — ответил Эло.

         Я не поверил своим ушам. Да и как было поверить, если я особо не надеялся купить на эти деньги хотя бы двух овец, а он тут говорит «дай им четыре»?

         Я вернулся домой. Мама меня спросила:

         — Ты дал деньги Рашиду?

         — Да, — ответил я.

         — Считай, что эти деньги пропали, — со вздохом сказала она. – Рашид их съест, и всё…

         — Мама, Мирзоев мне вот что сказал… — и я пересказал ей весь наш разговор в колхозной конторе.

         Но в ответ мама лишь горько усмехнулась:

         — Сынок, он обманул тебя, лишь бы забрать деньги.

         До самого утра я не мог сомкнуть глаз. Ранним утром мы с мамой уже стояли перед колхозным хлевом, и Эло, который тоже пришел рано, сказал нам:

         — Пожалуйста, вот вам отара, выберите себе четырех овец, каких пожелаете.

         Мы выбрали четырех овец и пригнали их домой. Через несколько дней Рашид Мирзоев позвал меня, чтобы я подписался под актом, где говорилось, что все четыре колхозные овцы издохли.

         Что и говорить, это было такое доброе дело, что я не могу забыть его до сих пор, и да будет земля пухом моему любимому учителю.