Через тернии к… школе

ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ К… ШКОЛЕ

         Той осенью я снова пошел в алагязскую школу. Когда в поле вблизи дороги велись работы и председатель колхоза Фатие Иво был там, он преграждал мне путь, награждал меня парой затрещин, отшвыривал подальше мою сумку, которую я брал с собой в школу, всучивал мне грабли или вилы и говорил: «Работай!» Так было несколько раз, и я был вынужден на том участке пути соблюдать большую осторожность, чтобы проскользнуть незамеченным. Зачем он так делал? Все дело было в том, что его старший сын Усыв учился очень плохо. Их дом был расположен рядом с нашим, только чуть выше. Я сам видел несколько раз, как он избивает сына и говорит при этом: «Да станешь ты жертвой тому-то (и называл мое имя)! Это почему он, живя в такой нужде и мечтая о куске хлеба из овса, так хорошо учится, а ты, который как сыр в масле катается, не учишься?» Тот самый Усыв тоже ходил в школу деревни Алагяз, но недолго, только 3 месяца – его исключили за то, что по всем предметам у него были одни двойки. Вот почему председатель колхоза меня невзлюбил и не хотел, чтобы я учился.

         Из нашей деревни в школу в Алагязе ходил только я. Наш дом находился на самом верху, и мой путь пролегал через всю деревню. Было непросто, особенно зимой, когда выпадало много снега, ведь первым человеком, который открывал дорогу, был я. Снега же выпадало по колено, а я был обут в простые чарыхи[1], надетые на вязаные шерстяные носки. Пока я доходил до Алагяза, мои ноги все были в снегу. В классе мы садились поближе к печке, тот снег на ногах таял, и носки промокали насквозь. После окончания уроков я пускался обратно, и на морозе, крепчавшем к вечеру, мои чарыхи и носки затвердевали и прилипали друг к другу так, что придя домой, я не мог разуться. Первым делом я направлялся к горячему тандуру, опускал туда свои ноги, и, немного согрев их, уже мог снять чарыхи.

         Как я уже говорил, мой путь в школу пролегал через всю деревню. Рано утром, когда еще никто не вышел из своего дома и по деревне бродили отпущенные на ночь собаки, я выходил на дорогу, и очень скоро рядом со мной уже крутилась целая стая. С собой мне мама давала кусок хлеба из овса (это был весь мой завтрак), и пока я выходил за пределы деревни, был вынужден отрывать от драгоценного хлеба по кусочку и бросать его голодным собакам, чтобы те от меня отстали. Так, жертвуя большой частью своего скудного завтрака, я покидал деревню и шел вперед.

         Я был в 9-м классе. Мои уроки закончились, и в один из дней я забыл положить вечером в воду мои затвердевшие чарыхи, чтобы они смягчились. Ранним утром пришел наш посыльный Камыл и сказал, что председатель колхоза Фатие Иво велел мне пойти и управлять волом, вспахивающим поле. Я сказал Камылу:

         — Скажи ему, что я сегодня не могу. Я вчера забыл положить в воду свои чарыхи, и они очень сильно затвердели. Я не могу сейчас их надеть и пойти работать в поле, они очень жесткие.

         Посыльный ушел, но скоро вернулся и сказал мне:

         — Председатель сказал, пусть придет и работает, а если нет, то я сам приду и такое ему устрою…

         Мне ничего не оставалось, как в одних носках выйти из дома и направиться к дороге. Наш сосед Ахмаде Худо сидел на большом плоском камне у своей двери и смотрел на нас. Я поздоровался с ним и продолжил свой путь. Он ответил на мое приветствие и спросил вдогонку:

         — Куда ты в одних носках?

         Я остановился и как было все ему рассказал.

         — Подойди сюда, — сказал он мне.

         Я подошел, встал перед ним и смотрю: Ахмад снимает со своих ног чарыхи, протягивает их мне и говорит:

         — Обуйся.

         Я растерялся и отвечаю:

         — Но дядя Ахмад, как я надену ваши чарыхи? А вы?

         Он рассердился и прикрикнул на меня:

         — Говорю тебе обувайся, а нет – то встану и так врежу тебе, что мало не покажется.

         Я обулся в чарыхи Ахмаде Худо и пошел. Когда Фати увидел меня, то первым делом посмотрел на мои ноги и сказал:

         — Не ты ли говорил, что твои чарыхи затвердели? А это что?

         Камыл поспешил за меня ответить:

         — Это Ахмаде Худо дал свои чарыхи.

         — Да? – удивился председатель и с издевкой продолжил: — И с каких это пор Ахмад стал твоим благодетелем? – и кинулся было ко мне, чтобы ударить, но стоявшие рядом мужчины удержали его. Я отбежал в сторону, но делать было нечего – раз пришел, надо было идти работать. До самого вечера я был в поле, потом вернулся домой. Тем временем мои чарыхи обмякли, и я смог переобуться и вернуть соседу его чарыхи.

         — И как только Бог такое терпит? – вздохнул Ахмад, возмущенно покачал головой и взял свои чарыхи.
 

 
[1] Чарыхи (от сл. çarix) – кожаная обувь без подметок.