Смерть мамы

СМЕРТЬ МАМЫ

         Как уже было сказано, я перешел на 3-й курс. Я знал, что мой дядя забрал маму в Тбилиси, куда несколькими месяцами раньше перебрался со своей семьей.

         Была поздняя осень. Уже близился вечер, когда я узнал, что маме плохо и она приехала в Алагяз. Об этом через людей мне сообщил мой двоюродный брат Шао (сын маминой старшей сестры). Не мешкая, я отправился в Алагяз. Было уже темно, когда я добрался до деревни и, уверенный, что мама у своей сестры Залхо, прямиком направился туда. Но оказалось, что Джамал и Але – сыновья моего дяди Махмуда (маминого брата) пришли и забрали ее в село Сангяр, где он жил. Я хотел было направиться в ту деревню, но меня остановила тетя:

         — Куда ты на ночь глядя, да еще в такой холод? – сказала она. – Оставайся, переночуешь, а утром пойдешь.

         Я согласился и ту ночь провел в доме тети. Она мне рассказала, что мама не захотела оставаться в Тбилиси, и ее брат Халыт, который жил там, посадил ее в поезд, следовавший в Армению, и попросил несколько человек из села Кондахсаз (теперь Рйа Таза), которые тоже садились на этот поезд, помочь ей добраться до наших краев. Именно те люди и привели маму в Алагяз.

         Рано утром я уже был на пути в Сангяр. Придя в дом моего дяди Махмуда, я обнаружил маму, лежащую в постели. Увидев меня, она неслышно заплакала, потом поцеловала и положила мою голову себе на грудь. Всю ту ночь я оставался рядом с ней. Наутро (18 ноября 1956 года) мама жестами подозвала меня, положила мою руку себе на глаза, и  из-под моей ладони по ее щекам потекла пара слезинок. Я почувствовал, как затрепетали ее веки, и, убрав ладонь с ее лица, увидел, что глаза ее закрылись… Закрылись навеки… Моей маме было 57 лет.

         Моего дяди Махмуда не было дома – он ушел на свадьбу (мой дядя был дафчи). В тот день мы не похоронили маму, а сделали это на следующий день и рядом с могилами ее отца Худо, матери Гозе и брата Надо предали ее земле. И только на следующий день мой дядя Махмуд наконец вернулся.

         В то время в деревне Сангяр было принято, чтобы семья усопшего три вечера подряд накрывала на стол и принимала людей. Через 3-4 дня я послал людей к председателю колхоза Сангяра Амо и попросил, чтобы он послал колхозную телегу в нашу деревню и всех четырех наших овец, которых мы на время оставили у Джасе Осе, забрали бы и привезли сюда. Телега поехала в Памб и вернулась с нашими овцами. Я, моя тетя и дядя Махмуд стояли в тот момент у порога дома, и я сказал дяде:

         — Ты зарезал двух своих овец и три дня накрывал на стол. Из этих четырех овец двух возьми взамен тех своих, а остальных двух мы зарежем, чтобы расплатиться с теми, кто рыл могилу.

         Дядя молча взял двух овец и добавил к своей отаре, но тетя возмутилась и стала меня ругать.

         — Нет, тетя, — твердо ответил я, — эти овцы – труд моей мамы. Пусть дядя забирает своих двух овец, а другие… пусть будет так, как я решил, и да будет ей земля пухом.

         На следующий день мы зарезали оставшихся овец и таким образом расплатились с могильщиками.

         Я вернулся в Ереван. В конце декабря после сдачи экзаменов мы были свободны, и те мои однокурсники, которые приехали на учебу из районов, уехали на каникулы к себе домой. В студенческом общежитии я остался один, но 31 декабря неожиданно появился мой товарищ Сурен Товмасян и буквально силой забрал меня с собой в свою деревню Мхчян (Арташатский район). Его родители приняли меня как родного сына, и тот Новый год я встретил в этой семье. Сурен не пустил, чтобы я быстро уехал, и я остался в том гостеприимном доме еще на несколько дней.