ДЕТИ
ДЕТИ
Истории, о которых ниже пойдет речь, в свое время я слышал по отдельности. Но я счел нужным объединить все три и создать между ними взаимосвязь, для того чтобы они в качестве образца еще лучше помогли представить человеческую натуру в целом.
И потом – дело не в том, где и когда я слышал эти истории, а в том, что они вполне реальные, между ними есть внутренняя связь и одна дополняет другую.
* * *
В купе поезда нас было четверо: я и трое русских. Ехать нам было недалеко, и, как это обычно происходит, мы быстро познакомились, и между нами очень легко наладился контакт. Иван и Николай были уже в летах и, как выяснилось, в свое время участвовали в Великой Отечественной войне. Иван был очень худощав и, видно, чем-то тяжело болел. Николай, напротив, для своего возраста выглядел довольно хорошо: это был здоровый высокий мужчина с легкой походкой и очень быстрой речью, настолько быстрой, что зачастую недоговаривал окончания последних слов. Третий попутчик – Василий – был моложе всех, крепкого телосложения, словоохотлив, весельчак и немножко философ.
Это были душевные, беззлобные и разговорчивые люди, и мне повезло, что я с ними познакомился. Когда у тебя хорошие попутчики, ты не чувствуешь, как быстро летит время, особенно в поезде. Не знаю, как другие, но я совсем не люблю поезда: не можешь нормально ни поспать, ни отдохнуть, и время тащится так медленно, что кажется, не день прошел, а целый год. Днем, сидя у окна, еще можно себя чем-то отвлечь, но вот ночью не хватает никакого терпения: ворочаюсь с боку на бок и не могу уснуть до самого рассвета.
Но в этот раз все было совсем по-другому. Эти люди оказались такими хорошими попутчиками, что я даже не почувствовал, как пролетело время. Все трое рассказывали очень интересные истории, и я готов был слушать их до самого утра. Их шутки были такими остроумными и меткими, что мы покатывались со смеху. Одним словом, нам было что послушать, тем более что Иван и Николай как люди взрослые многое повидали в этой жизни: и хорошего, и плохого. Все рассказанное ими, в том числе и о войне, было как нельзя к месту, заслуживало внимания, и мы с Василием с готовностью становились слушателями очередной истории, интересной и поучительной.
* * *
Речь зашла о детях. Мы довольно долго обсуждали эту тему, каждый высказывал свое мнение, и только Иван молчал и не участвовал в общей беседе. Когда все разговоры об этом постепенно стихли, Иван кашлянул разок-другой, зажег папиросу и обратился к нам:
— Вот вы все сейчас обсуждали эту тему. Я обронил хоть слово?
Все дружно согласились, что нет.
— А как вы думаете, почему я молчу? – опять спросил он.
Мы в недоумении пожали плечами и посмотрели друг на друга. «Откуда мне знать, почему», — наверное, подумал каждый из нас.
— Значит, не знаете? – продолжал задавать он свой странный вопрос. – К сожалению, для этого есть причина, и сейчас я вам об этом расскажу.
Иван сделал небольшую паузу и посмотрел в окно.
— Во время войны меня тяжело ранило, — начал Иван свой рассказ. – Я лежал во многих госпиталях, и пока меня лечили, война закончилась. Врачи сказали, что у меня в груди остался осколок, но он в таком неудачном месте, что его лучше не тревожить. Они посоветовали мне возвращаться домой и при первом же приступе обратиться в больницу, может, к тому времени в медицине что-то изменится и удастся его благополучно извлечь.
Я вернулся домой. Прошли годы, и однажды я, нагнувшись за молотком, вдруг почувствовал резкую боль. «Может, это осколок дает о себе знать», — подумал я, но решил ничего не говорить жене: она, бедная, и без того была слаба здоровьем, так зачем нужно было еще больше ее расстраивать? Но когда супруги женаты давно, а мы были женаты не один десяток лет, им все понятно и без слов, и жена моя, конечно, почувствовала, что со мной что-то не то. «Иван, — сказала она, — завтра же иди к врачу…»
На следующий день я с большим трудом добрался до поликлиники. Доктора, выслушав мои жалобы и узнав, что у меня в груди осколок, осмотрели меня и сказали: «Нет, Иван Иванович, тут нужна операция».
Я очень расстроился, но не столько за себя, сколько за свою жену. «Как, — думал я, — она же совсем нездорова, и, не дай Бог, если со мной что-то случится, то что будет с ней?»
Именно так я и сказал врачам, и те немало удивились, что я в таком непростом положении еще и умудряюсь переживать за жену. «Если не я, то кто еще о ней подумает?» — сказал им я. «А что, у вас нет детей?» — спросили они. «Ну, почему же? Дети есть: сын и дочь. Дочь замужем и живет далеко, а вот сын… Он ведь женат, и откуда я знаю, может, невестка не захочет смотреть за свекровью?» Но как я ни возражал, переспорить врачей мне не удалось: они настаивали, чтобы я непременно лег в больницу.
У меня не оставалось другого выхода, как пойти с женой к сыну, который с семьей жил в соседней деревне. И тут, надо же, такое совпадение, прямо на дороге мы с ним столкнулись: он вместе со своей женой куда-то направлялись. Сын, завидев нас, виновато опустил голову (а он уже знал о том, что мне нужно лечь в больницу), а невестка, встав в воинственную позу, оглядела нас с ног до головы таким презрительным и недовольным взглядом, что мы с женой застыли как вкопанные. «Куда ты ведешь эту старуху? – повернулась она ко мне. – Разве у нас есть место, чтобы мы ее приютили? У нас нет лишней комнаты, ясно вам? Мы сами еле помещаемся, и только ее не хватало! Вы что, с ума сошли или нас за сумасшедших держите? Сейчас же поворачивайте обратно!» — резко сказала она и снова злобно нас оглядела.
Пока она говорила, мой сын стоял молча и не знал, куда девать глаза. Моя жена не сдержалась и расплакалась, а я от негодования хотел было наброситься на них с кулаками, но жена вцепилась мне в руку и потянула назад. «Ради Бога, — сказала она, — не связывайся с ними, тебе и так плохо! Лучше пойдем отсюда, мне нехорошо».
Мы вернулись домой. С того дня жена слегла и больше не встала. Я дал знать дочери, и она сразу же приехала. Невестке же моей было наплевать – живы мы или нет. А вот сын появился только тогда, когда ему понадобилось наследство. Представляете, я еще жив, а он уже захотел стать наследником! Не видать ему наследства как своих ушей! Все, что у меня есть, останется моей дочери!
Если бы вы знали, как мне тяжело… Я сам неграмотный, жена моя тоже ничего не заканчивала, но мы отказывали себе во всем, лишь бы сын учился и стал человеком. И что из этого вышло? Да, он получил образование, стал агрономом, мать еще радовалась тогда, что вот, мол, какого сына вырастили. А в итоге что получилось?
— А ты не подал на него жалобу? – спросил Николай. – Ведь даже в законах прописано, что как родители обязаны растить своих детей, так и дети обязаны опекать и обеспечивать своих престарелых родителей.
— Конечно, я написал об этом ему на работу, — со вздохом ответил Иван. – И как вы думаете, что мне ответили? Написали, что якобы администрация приняла решение вынести ему общественное порицание и лишить квартальной премии. Вот что я получил в ответ на мою жалобу.
Я считаю, что такие дети (будь то сын или дочь), которые так бесчеловечно обращаются со своими родителями, не достойны называться ни детьми, ни гражданами, ни людьми вообще. Те, которые не заботятся о своих родителях, очень легко могут продать все святое, в том числе и родину. И поэтому я не считаю его своим сыном, а вижу в нем только предателя, и мне стыдно, что я вырастил такого негодного человека. Это большое горе, большое наказание. Меня не мог одолеть кусочек железа вражеской пули, а вот это, рано или поздно, но точно сведет меня в могилу, я в этом уверен.
* * *
Иван закончил свой рассказ и замолк. Потом вытащил из кармана платок и вытер вспотевший лоб. Мы все трое были под впечатлением услышанного и тоже молчали.
— Да, такие дети тоже есть, — первым нарушил тишину Василий и тяжело вздохнул. – Но, слава Богу, есть и другие, которые, хоть и не приходятся никакой родней, но относятся к взрослым людям благородно, искренне и честно, не так ли? – повернулся к нам Василий, словно ища нашей поддержки.
— Конечно, — ответили в один голос мы с Николаем. Иван же промолчал, и было видно, что он все еще никак не может успокоиться и снова испытывает боль от потревоженных старых душевных ран.
— На нашей улице жила одна учительница, — начал Василий свой рассказ. – Она была уже на пенсии и одна, без мужа, воспитывала единственного сына. Он окончил школу с золотой медалью и поступил в университет. Этого парня любили все – от товарищей до преподавателей. Он был первым студентом на курсе, прекрасно учился, и никто не сомневался в том, что у него прекрасное будущее. Но случилось большое несчастье: на пятом курсе, будучи с друзьями в экспедиции, он сорвался со скалы и погиб. Мать осталась совсем одна и чуть с ума не сошла от горя. Как вы понимаете, ей не хотелось жить, и его товарищи, видя ее состояние, проявили такую чуткость и понимание, на которые способны, к сожалению, не все люди. Они стали делать всё, чтобы не оставлять ее одну ни на минуту наедине с ее горем. Особенно в первое время они буквально сменяли друг друга и постоянно были рядом, чтобы хоть немного смягчить боль утраты и помочь ей справиться со страшным ощущением одиночества.
С тех времен прошло немало лет. И, представьте себе, они так и не забыли о бедной женщине и продолжают относиться к ней с прежней заботой и тем же вниманием, как и в тот тяжелейший для нее период. Правда, многие из них уже обзавелись семьями, но о своем товарищеском долге не забывают. Они очень часто навещают ее, помогают в бытовых вопросах, каждый год собираются у нее и отмечают ее и сына дни рождения, приглашают ее на свои семейные праздники или просто в гости… Сейчас ей почти восемьдесят, она плохо видит и вообще нездорова. И опять-таки товарищи ее сына не забывают о ней и относятся к ней по-прежнему бережно и заботливо. И я уверен, что они проводят ее в последний путь ничем не хуже, чем родные дети.
Вот, мои дорогие, так тоже бывает. Мир красен такими людьми, и это именно та категория, которая, как говорят восточные мудрецы, несет на своих плечах всю тяжесть этого мира, а не становится ярмом на шее человечества. Не будь их, не было бы смысла жизни вообще. И мы должны быть только благодарны Всевышнему, что такие люди все-таки есть и их много. А подобных твоему сыну, Иван, мало, и таких не часто встретишь. Ты прости меня, Иван, за прямоту, но такие люди просто несчастны, потому что самое большое счастье – это когда человек кому-то нужен, когда любит и уважает своих родителей, доволен своими поступками и живет в ладу со своей совестью, чего никак нельзя сказать о твоем негодном сыне. Но разве в пшеничном поле нет сорняков? Вот и товарищи погибшего сына той женщины – они и есть те самые здоровые колосья пшеницы, которая кормит людей, а такие, как твой сын, — сорняки и приносят другим одну только горечь. По сравнению с горьким сладкое кажется еще более сладким… Да я тут целую философскую теорию развел, правда? – закончил свою речь шуткой наш Василий. – А что делать? У меня такая натура, что когда я волнуюсь или нервничаю, то обычно или пускаюсь в философию, или затеваю драку. Так не лучше ли заняться философией, тем более что, к счастью, в нашем купе нет таких людей, с кем тянуло бы поссориться?
Правда, последними словами Василий явно хотел нас расшевелить и рассмешить, но никто из нас не улыбнулся. Не знаю, как те двое, но я думал над обеими историями и невольно их сравнивал. Некоторое время мы ехали молча, и только был слышен монотонный стук колес нашего поезда, мчавшегося по железной дороге.
* * *
— Что и говорить, родительский долг перед детьми просто безграничен, — донесся до нас голос Николая. – А в образе матери, я считаю, вообще есть что-то мистическое, которое не поддается никакому объяснению. Я сейчас вам расскажу одну историю, причем настолько невероятную, что не укладывается в голове. Но я готов вам поклясться, что это чистая правда, потому что все это произошло лично со мной.
— Я никогда не видел свою мать, — начал Николай свой рассказ, — ни вживую, потому что мне было всего шесть месяцев, когда она умерла, ни даже на фотографии, потому что она ни разу в жизни не фотографировалась. И только по рассказам близких я примерно представлял себе, как она выглядела. По их словам, она была очень доброй женщиной.
Моя жизнь началась с трудностей. Как говорится, хороший день с утра хорош, а мое утро не было таким уж светлым. Я был сиротой и вырос в приюте. Потом началась война, которая принесла нашему народу столько горя и боли. Люди шли воевать на фронт, и я решил, что чем я хуже, и добровольцем ушел на войну. Воевал как мог и чуть не погиб, но судьба распорядилась по-своему, и, как видите, я остался жив. Не знаю, так было угодно Богу или этого не допустила душа моей матери, короче говоря, я не погиб и остался жив. Это произошло зимой, на Ленинградском фронте.
После мощной атаки нам удалось отбить у немцев небольшой городок, и наш полк продвинулся вперед. У фашистов был план остановить нас и помешать наступлению, а нам была необходима передышка, чтобы перегруппироваться и собраться с силами. Наш взвод сделал привал в таком месте, где со всех четырех сторон были леса и замерзшие болота. Командование выставило караульных. Стоял лютый мороз, но мы, измученные и выбившиеся из сил после напряженного боя, который продолжался весь день, легли прямо на снег и тут же уснули. Заснул и я и увидел во сне свою маму. Она будто бы идет в мою сторону, вся такая красивая, высокая, с черной шалью, накинутой на плечи, и во сне я знаю, что это она, моя мама, и растерялся, смотрю на нее, и будто я еще ребенок и хочу, чтобы она была рядом. Но как будто ей что-то не дает покоя, она чем-то сильно встревожена. Я хочу пойти к ней, но не могу сдвинуться с места. Она видит это и сама подходит ко мне, стоит надо мной и что-то говорит, но я не слышу. Тогда она наклоняется надо мной и тихо говорит мне на ухо: «Коля, вставай…» Но мне неохота вставать, и она снова мне говорит: «Коля, сынок, вставай…» Я открыл глаза, оглянулся и с ужасом увидел страшную картину: со стороны немцев к нам по снегу ползли несколько силуэтов. Я схватил автомат и выпустил в них целую очередь. Поднялась тревога. Позже стало известно, что это были вражеские разведчики, примерно двадцать человек, которые с оружием вплотную приблизились к нашему лагерю. Мы перебили их всех до единого, и когда все успокоилось, стало известно, что, оказывается, наши караульные заснули и, естественно, не заметили приближения врага.
Получается так, что если бы не мой сон, то фашисты уничтожили бы нас всех. И когда солдаты узнали, какой я видел сон и как я проснулся, все были поражены и высказали одну и ту же мысль: мне помогла сила материнского молока, которое я пил в младенчестве, и благодаря ему спасся не только я, но и весь наш взвод.
— Правда, — сказал мне как-то один старик, и я по сей день не могу забыть его слова, — ты пил материнское молоко только шесть месяцев, но это – материнское молоко, и именно оно спасло тебя от гибели. Вот увидишь, ты проживешь долгую жизнь.
— Ну, вы видите сами, — сказал Николай с лукавой улыбкой, — какой я, слава Богу, крепкий. Ведь никто не скажет, что мне почти семьдесят. Я уже давно стал дедушкой, мало того, у меня и правнуки пошли. Но я никогда не забываю свою маму, и стоит мне вспомнить ее образ, как я снова ощущаю себя совсем маленьким и у нее на руках.
Вот это и есть тот удивительный случай, о котором я хотел вам рассказать, и вот почему я сказал, что в образе матери есть что-то мистическое. Конечно, я рассказывал об этом многим людям. Были среди них и такие, которые легкомысленно смеялись над моим рассказом. Но умные и рассудительные люди сказали мне, что я, видимо, спал очень чутко и поэтому, услышав скрип снега, сразу проснулся.
— А насчет матери? – спросил Василий. – Ведь ты ее никогда не видел, не считая, конечно, того времени, когда был младенцем. А тот ее голос, который звал тебя и заставлял встать, что это было?
— А это уже трудно объяснить, — отозвался Николай. – Вы не поверите, но я спрашивал об этом даже у психологов. Некоторые сказали, что ее голос остался где-то у меня в подсознании, а некоторые придерживались того мнения, что в трудные минуты людям снятся их самые близкие, которые говорят им такое, что не дает покоя. И потом, говорили еще, что меня обуял инстинкт самосохранения – и от врагов, и от холода. Короче говоря, и меня толком не удовлетворили их толкования. Только клянусь вам, что эта история – чистая правда, хотите – верьте, хотите – нет. Я уверен, что тайна материнской любви не поддается объяснению, ведь сердце матери – это самая большая в мире загадка, и никому еще не удавалось разгадать ее и объяснить. И я завидую тому человеку, который хоть на самую малость смог бы выполнить долг перед матерью и материнским сердцем. Мне кажется, что такие люди самые счастливые на свете…
Уже наступило утро, и наш поезд доехал до места. Мы спустились на платформу, тепло попрощались друг с другом, и каждый пошел в свою сторону.
Добавить комментарий