— Да станут мои глаза землей под вашими ногами, братья, – ответила Хинар. — Вы с добром пришли?

        — С добром, сестра, — сказал один из них – мужчина среднего возраста. – Мы путники и пришли в этот лес срубить немного деревьев и отвезти с собой. Мы строим для себя дома, и нам нужны бревна. Принимаешь гостей, сестра?

        — Гости – гости от Бога, добро пожаловать. Я смотрю на вас и вижу, вы пришли с добром. Пожалуйста, проходите, братья, — пригласила их в дом Хинар и добавила: — Вы извините, братья, правда, хозяина сейчас дома нет, но дом, слава Богу, на месте. Заходите, заходите, братья.

        Гости подошли к двери и остановились. Услышав незнакомые голоса, Севе выбежала во двор, встала рядом с матерью, схватила ее за подол юбки и с таким любопытством уставилась на пришедших, словно видела людей впервые. Один из них завел волов во двор и привязал их к дереву около двери, после чего все двинулись в дом. Хинар шла впереди и, сперва повесив в сенях винтовку на прежнее место, повела гостей в комнату.

        — Извините, братья, но невесток у меня нет, а дочь еще мала, — сказала Хинар гостям и мягко провела рукой по волосам Севе. – Одну минуту, я сейчас постелю моим дорогим гостям, чтобы они могли присесть, — и она подошла к стеру, сняла сверху войлок, расправила его на полу и повернулась к ним: — Присаживайтесь, пожалуйста.

        Гости, скрестив ноги, сели. Хинар сняла с них чарыхи и носки, быстро принесла воду, обмыла им ноги, высушила, унесла воду и вернулась обратно.

        — Добро пожаловать, братья, — вновь поприветствовала гостей хозяйка дома.

        — Спасибо, сестра, — ответили они.

        Как было принято, вкратце справились друг у друга о делах, о здоровье, а потом Хинар сказала:

        — Вы не поверите, братья, но я вам клянусь, что мы давным-давно не встречались с людьми. Мы живем в этом лесу одни, и все может случиться. Вот почему мы всегда наготове, и по-другому нельзя, человек должен быть осторожен. Вы простите свою сестру, что я так вас встретила. Что поделаешь, если мы не будем начеку, то не сможем себя защитить.

        — Ты напрасно извиняешься. И ты совершенно права, матушка, — сказал мужчина средних лет.

        — Да будет земля пухом праху твоей матери, — ответила Хинар.

        — Да, человек должен быть осторожен, — продолжил он, — но почему вы здесь одни? В этом огромном лесу, совсем одни, как вы обходитесь?

        — Эх, брат, и не говори, — сказала Хинар с тяжелым вздохом. – Да накажет Бог недоброжелателей и доносчиков. Это из-за них мы сорвались с наших мест и оказались здесь. Мы думали, что в этих краях сможем найти наш народ, но пока добирались сюда, так никого и не встретили и никто здесь о нем даже не слышал. И что нам оставалось делать? Возвращаться обратно было никак нельзя, и скитаться дальше уже не было никаких сил. А здесь нам понравилось, вот мы тут и остались и живем здесь несколько лет. Сегодня в первый раз за все это время мы встречаем своих. Конечно, на это тоже Божья воля.

        — Да-да, ты права. Но все-таки – как вы обходитесь? – снова спросил все тот же мужчина.

        — А что нам еще остается делать? Слава Богу, дом у нас есть, мы ни в чем не нуждается, да и город недалеко. Хозяин один-два раза в год везет туда на продажу излишки продуктов и еще забирает с собой несколько овец, ягнят, пару телят. Там все продает и что нам нужно покупает и привозит, так что на целый год мы снабжены всем необходимым. Хлеб у нас есть, топливо тоже, корма для скота достаточно, одним словом, живем, обходимся.

        — Деревни поблизости есть? – поинтересовался другой гость.

        — Внизу есть несколько армянских деревень. Когда бывает что-то нужно, хозяин идет туда и приносит. В одной деревне есть мельница. Хозяин с ребятами нагружают  волов мешками с пшеницей и отправляются туда. Да поможет вам Бог и тем армянам тоже: за чем бы мы туда ни пошли, они никогда не отказывают.

        Разговор продолжался довольно долго. Как ни уговаривала Хинар, гости от угощения отказались. Сказали, пусть придет хозяин, мы с ним и отобедаем. Немного посидели, покурили, отдохнули, а потом встали и вышли во двор. Внимательно оглядели дом, сам двор и все, что было вокруг. За это время младший сын Калаш пригнал ягнят, и Хинар вместе с Севе завели их в загон. Не прошло и времени, за которое можно было выкурить папиросу, как Тайар пригнал овец. Хинар и Севе принялись за их дойку, а Калаш им помогал: он стоял у загона и загонял туда по одной-две овцы. Как только Тайар узнал, что у них гости, сразу же помчался к отцу, чтобы побыстрее сообщить ему это неожиданное, но приятное известие.

        — Видно, он человек запасливый, — сказал один из гостей после того, как внимательно осмотрел все кругом, — у него есть все, и он не испытывает ни в чем недостатка. Даже если он останется тут на всю жизнь, он все равно ни в чем не будет нуждаться.

        — Не будь он человеком запасливым и умелым, разве он смог бы столько лет продержаться в этом лесу? – согласился другой.

        Так, перебрасываясь фразами, гости беседовали и при этом продолжали оглядывать то, что создал Худо своими руками. Они смотрели и не переставали удивляться и восхищаться мастерством и аккуратностью хозяина дома, предусмотревшего в своих делах все до малейших деталей.

        — Именно такой человек и нужен нашей деревне, — сказал своим товарищам мужчина средних лет, и те двое сразу с ним согласились.

        К тому времени Хинар и Севе закончили доить овец, а чуть позже, наконец, пришел и сам Худо. Они поздоровались и, как это принято при встречах даже с незнакомыми людьми, кратко справились друг у друга о делах и здоровье.

        Итак, гостей было трое. Того мужчину средних лет звали Наво. Это был худощавый, высокий и широкоплечий обаятельный человек с круглым лицом и рыжими усами. В густых волосах кое-где уже проглядывала седина. Его манера разговора была какой-то своеобразной и располагала собеседника своей живостью, четкими выражениями и приятным тембром. Другого гостя звали Каландар. Среднего роста и коренастый, он отличался смуглостью кожи и довольно крупным носом. В отличие от Наво, он говорил мало, вернее, вообще не вмешивался в разговор. Третьего звали Каймас. Это был мужчина чуть выше среднего роста и очень худой. Его взгляд был в основном обращен вниз, а если он и поднимал глаза, то смотрел не на присутствующих, а начинал оглядываться вокруг, как будто что-то ищет.

        Хинар накрыла на стол. Худо, сыновья и гости отобедали, и каждый вернулся к своему месту. Из всех взрослых мужчин некурящим оказался только Каймас, но Наво, Каландар и Худо не отказывали себе в желании покурить после обеда. Гости достали свои кисеты с табаком, завернули папиросы и зажгли кремень, и через минуту над их головами собралось облако дыма. Худо же курил трубку. Достав ее и почистив, он заправил ее несколькими желтыми стеблями табака и зажег кремнем свое курево.

        Разговор тем временем неторопливо и размеренно продолжался.

        — Брат Худо, — обратился к нему Наво, — ради Бога, расскажи, из-за чего ты один с семьей пришел сюда и поселился в этом диком лесу? У тебя наверняка была на то своя причина.

        Худо опустил голову и в полном молчании сделал пару затяжек. Потом посмотрел на Наво и разок-другой кашлянул. Пауза затянулась настолько, что даже Каймас поднял голову и, не став оглядываться по сторонам, посмотрел Худо прямо в глаза. Но хозяин дома не спешил с ответом. У него вообще не было привычки торопиться: во всем, вплоть до манеры говорить, он был спокойным и сдержанным.

        — Это длинная история, брат Наво, — ответил он. – Я не хотел бы вас утомлять.

        — Нет-нет, говори, уважаемый, — продолжал настаивать Наво. – Дай Бог процветания твоему дому, ты оказал нам достойный прием. Мы пообедали, дел у нас нет, мы сидим себе и с удовольствием пообщались бы с таким уважаемым человеком, как ты. Я понимаю, что причина вашего прихода в этот лес есть. Но если не считаешь нужным, не надо, не говори.

        Каймас снова опустил голову, Каландар сосредоточенно занялся соломинкой в своих руках. Худо раздул огонь своей трубки и степенно сказал:

        — Ну, если вы действительно хотите узнать, я расскажу вам, как все было. И да накажет Бог сплетников и интриганов, да разрушит и разорит дотла их дом и не видать им добра и счастья! Вы извините меня, братья, не подобает мужчине сыпать проклятиями, но что делать? До сих пор сердце щемит и не может успокоиться.

* * *

                          — Да защитит Бог невинного, — начал Худо свой рассказ.

        … Деревня, где мы жили, была небольшой и находилась далеко в горах. Люди держали скотину, обрабатывали землю, одним словом, содержали себя как могли. Но и в эту маленькую курдскую деревню дотянулась жестокая и жадная рука турецких властей. Правда, чиновники наведывались туда не так часто, но зато когда приходили, вот тогда начиналось настоящее бедствие. Сама деревня была расположена довольно далеко от больших и главных дорог. Ее глава – ага – жил в другой отдаленной деревне, но непременно сопровождал чиновников, приезжающих в округу собирать с крестьян налоги. В деревне они обычно оставались несколько дней и все это время чувствовали себя слишком вольготно: для них накрывались богатые столы, выполнялись капризы и желания, а помимо собранных налогов в государственную казну они непременно забирали и свою немалую долю и только после этого убирались восвояси.

        — Да пусть подавились бы всем, — сказал в сердцах Худо. – Хапали свою долю, ну и черт с ними, лишь бы других гнусностей не делали. Они так обнаглели, что стали осмеливаться поглядывать на наших женщин с грязным вожделением…

        Однажды в нашу деревню вместе с ага пришел очередной чиновник. Прошло несколько дней, а он все еще не торопится уезжать. Сколько овец было зарезано, какие только приемы ни устраивались за это время сельчанами – все напрасно: чиновнику было не угодить. Он ходил с мрачным и злым видом, и это пугало людей не на шутку. Они знали по опыту, что если должностное лицо уйдет из деревни недовольным, то жди большой беды. И бедные старались вовсю, но задобрить сборщика налогов им никак не удавалось. Вечером, накануне очередного похода по деревне чиновник не выдерживает и вот что говорит аге:

 1  2  3  4