— Ну, с этими двумя женщинами?

         — Пусть даже ценой собственной жизни, но мы должны их освободить и передать их родственникам.

         — Но как, каким образом? – спросил Худо. – Сам знаешь, в деревне полно наших солдат. Разве мы можем сделать это прямо у них под носом?

         — Почему не можем? – ответил Тайо. – Только подождем, пока стемнеет. Мы ведь знаем, в какую сторону отступили турецкие аскяры и где разбили лагерь. И наверняка курдские беженцы ушли с ними. Пусть стемнеет, а там Бог велик, мы что-нибудь придумаем.

         Оба парня умолкли и несколько раз прошлись вокруг дома. Но все было спокойно, и поблизости не было видно ни одного солдата.

         — А обе женщины ничего, довольно милы, ты не считаешь? Особенно Пери, — нарушил тишину Худо.

         — Ты что, глаз на нее положил? – сверкнул в ответ сердитым и настороженным взглядом Тайо.

         — Нет-нет, что ты, клянусь, она мне как сестра, — поспешно и горячо ответил Худо. – Как же иначе?

         — Откуда я знаю? Смотри у меня, если у тебя плохое на уме – нашей дружбе конец, так и знай, — предупредил Тайо, глядя другу прямо в глаза.

         — Говорю же тебе: они обе мне как мать, как сестры! Послушай, я же не турок какой-нибудь, который ничем не гнушается! Если так, да пусть обрушится огонь на мою голову! Я хочу сказать только то, что как это их родные допустили, чтобы эти две молодые женщины попали в руки к врагам?

         — Э-э, они тоже не виноваты, — отозвался Тайо. – Эти ушли в поле, а тут и мы заявились. Бедняги еле успели ноги унести. Ты ведь сам видел: ничего с собой не взяли, все как есть оставили и убежали. Да… Жизнь сладка, ничего не скажешь. Случается, что и мать, убегая, ребенка своего может бросить, лишь бы спастись.

         Немного помолчав, Тайо и Худо зашли в дом и заглянули туда, где оставили молодых женщин. Котомка с едой осталась нетронутой: как Тайо ее положил на пол, так она там и лежала.

         — Вы почему ничего не поели, сестренки? – спросил Тайо, показывая на завязанную котомку.

         — Спасибо вам, братья, вот только в горло ничего не лезет, — ответила Пери и провела рукой по своей щеке, — да поможет вам Бог и вашим родным.

         — Сестра Пери, — обратился к ней Тайо, — ни о чем не переживайте. Считайте, что вы сейчас у своих братьев. Пока мы живы, пока мы есть, ничего плохого с вами не произойдет. Не волнуйтесь, во что бы то ни стало, но мы обязательно передадим вас вашим родным.

         — Да поможет вам Бог, братья! Вы для нас и вправду как братья. Да что там как братья? Бывает и так, что и брат сестре так не помогает, как это сейчас делаете вы! Я только могу сказать, что мы очень, очень вам благодарны.

         Наступил вечер, и постепенно вокруг стемнело так, что Тайо и Худо могли уже безбоязненно вывести из деревни обеих женщин. Пери не боялась и не робела, потому что верила в порядочность и искренность Тайо и Худо, но Казе… Недоверие и подозрительность не давали ей покоя, и она несколько раз шепнула об этом на ухо Пери. Но та ничего не отвечала и лишь пожимала плечами, давая ей понять, чтобы та замолчала и перестала донимать ее.

         Деревня осталась далеко позади. Все четверо шли молча, но, заметив светящиеся вдалеке огни стоянки турецких войск, остановились.

         — Сестры, — повернулся к женщинам Тайо, — вон там турецкие войска, — и он указал рукой в ту сторону. – Наверное, и ваши родные тоже там. Но даже если там их и нет, то какие-нибудь знакомые вам люди точно будут. Дальше идти мы не можем, но останемся здесь и будем ждать, пока вы не доберетесь до места и не найдете своих. Как найдете их, пусть кто-нибудь из них даст нам знать, что с вами все в порядке. Пока мы ничего не узнаем, мы не сдвинемся отсюда ни на шаг. Идите, сестры, вы свободны, и да пошлет вам Бог удачу!

         Все четверо распрощались друг с другом как родные, и вскоре Пери и Казе растворились в темноте.

         — Как бы ничего с ними не случилось этой ночью по дороге, — тихо сказал Худо, глядя в ту сторону, куда ушли женщины. – Не дай Бог, еще нарвутся на недобрых людей…

         — Сейчас на этой земле между нами и турками нет ни одной живой души и быть не может, — уверенно сказал Тайо, — ведь это ничейная земля, и кто придет этой ночью сюда искать на свою голову приключений?

         Прошло немало времени, но никаких голосов слышно не было, а тишину ночи нарушало лишь кваканье лягушек в находившемся недалеко пруду.

         Вдруг чей-то молодой голос прорвался сквозь темноту, и издалека донеслось:

         — Тайое Аслан, Худое Мамо, наша дочь и наша невестка благополучно дошли и сейчас с нами! Кровь-то у нас одна! Да будет благословен ваш род за то, что вы защитили нашу честь и не уронили свою честь и свое достоинство. Дай Бог, чтобы среди нас было бы побольше таких людей, как вы. Кто знает, это жизнь, и все может случиться. Может, настанет и такой день, что вы или ваши близкие будут нуждаться в нашей помощи. И тогда мы тоже не ударим лицом в грязь, клянемся перед Богом. Брат Тайо и брат Худо! Мы очень вам благодарны. Вы можете спокойно возвращаться. И да пошлет вам Бог удачу!

         — Вот и хорошо, что благополучно добрались до своих и сейчас с ними, — с облегчением сказал Тайо, и оба друга со спокойным сердцем вернулись в деревню.

*  *  *

         Русские войска постепенно отступали назад. Против многочисленных и хорошо вооруженных турок воевали лишь отдельные добровольческие отряды армян, и силы были неравны. Войска Османской империи продолжали наступать, уничтожая все на своем пути. Среди местного населения поднялась жуткая паника, и люди бросали все – и дома, и скот, и имущество, — лишь бы успеть унести ноги и бежать на восток.

         Беженцев с каждым днем становилось все больше и больше. Жители деревень, близких к линии фронта, потоками проходили через села, расположенные в тылу, принося с собой известия о бесчинствах, творимых турецкими отрядами. Тревога охватывала и этих людей, живших в относительном спокойствии, и они в спешке собирали свое имущество, запрягали повозки и покидали места, где прожило не одно поколение. Цветущие когда-то села пустели на глазах и представляли собой гнетущую картину заброшенности и сиротливого одиночества.

         Тайо и Худо уже не служили в армянских добровольческих отрядах и вернулись к своим семьям. Правда, их деревня Дузгечи была довольно далеко от линии фронта, но поток беженцев достиг и ее. Паника молниеносно переходила от дома к дому и охватывала все вокруг: надо собираться и бежать, не то придут турки и тогда… А что было бы тогда, уже не надо было ни объяснять, ни рассказывать – люди не понаслышке знали о тех зверствах, которые учиняло турецкое государство над своими подданными. Люди знали об этом, и вся деревня в спешке стала готовиться к отъезду.

         — Тайо, сынок, — обратился к сыну Аслан, — бери-ка ты свою винтовку и отправляйся в деревню к своему дяде – брату твоей матери. Скажи им, чтобы и они собирались. Нам надо уходить, и мы все должны быть вместе. Нам нельзя отрываться друг от друга. Передай им, что мы тронемся в путь завтра вечером и будем их ждать на Черном мосту. Но будь осторожен, сынок, сейчас на дорогах стало очень опасно. Ты ведь знаешь, вся наша надежда только на тебя, и ради Бога, будь осторожен!

         Тайо взял свою винтовку и направился в путь. Дорога проходила через ущелья, овраги и горы. Тот Черный мост, о котором говорил отец, был не так уж и далеко от деревни его дяди. «Значит, — прикинул в уме Тайо, — наша семья должна намного раньше пуститься в путь, чем семья дяди. Ведь расстояние между их деревней и Черным мостом намного меньше, чем между ним и нашей деревней. Стало быть, им надо выйти из дому глубокой ночью». Так, рассчитывая время и обдумывая все мелочи предстоящего вынужденного странствия, Тайо шел вперед. Он шел по пустынной дороге, по которой еще несколько часов назад прошел большой поток беженцев, но сейчас вокруг не было ни души. Дорога была очень тяжелая, с множеством подъемов и спусков. Пару раз, чтобы перевести дух, Тайо присаживался на камень у обочины, зажимал коленями свою винтовку, закручивал папиросу, закуривал, потом, закончив эту нехитрую передышку, поднимался и вновь пускался в путь.

         Тайо прошел немалое расстояние, и деревня его дяди была уже недалеко. Дорога стала извилистой и вела к глубокому ущелью. Тайо с винтовкой на плече стал спускаться вниз и, оказавшись на дне ущелья, остановился и оглянулся вокруг. С обеих сторон высились скалы, и дорога пролегала прямо между ними. «Ну и местечко здесь… И пятерых вооруженных мужчин может быть достаточно, чтобы запросто уложить на месте целую армию, — подумал Тайо. – Да, тут очень опасно… И как мы будем проходить здесь ночью?»

         Пока Тайо был занят этими мыслями, с той и другой стороны дороги двое мужчин, прятавшиеся за большими камнями, осторожно подняли головы и внимательно посмотрели на путника. Они явно не спешили и хотели убедиться в том, что этот парень на дороге один и что за ним нет ни военных, ни беженцев. Немного выждав и удостоверившись, что он идет один, они вышли из своих убежищ, направили на Тайо дула своих винтовок и громко крикнули по-турецки:

         — Сдавайся!

         Тайо вздрогнул от неожиданности и потянулся к своей винтовке.

         — Брось оружие и не двигайся, а не то хватит с тебя и одной пули! – послышался новый крик.

         Тайо отбросил в сторону винтовку, застыл на месте, оглянулся и только тогда заметил двух мужчин и устремленные на него дула.

        1  2  3