Игра началась. Вокруг тех двоих с криками и воплями носились все остальные, то и дело нанося довольно ощутимые шлепки и тут же отбегая прочь. Если атакуемая пара пускалась за кем-нибудь, то другие участники игры сзади осыпали ее ударами и делали все, чтобы помешать ей гнаться за их товарищами. Короче говоря, Амо поймали и, плотно окружив, принялись наносить удары. А правила игры были таковы, что пока «гае гошти» не вырвется из окружения и не побежит, игроки могут дубасить его сколько угодно. (Только после того, как он сумел бы освободиться и за ним бы началась погоня, «гае гошти» имел право поймать кого-то, чтобы обрести пару и выйти из разряда преследуемых).

        Как ни старался Амо вырваться из плотного кольца, ничего не получалось. Удары сыпались на него один за другим. Наконец, поймал удобный момент, вернее, воспользовался маленькой передышкой во всеобщей суматохе, и только поддался в ту сторону, чтобы улизнуть, как кто-то ловко подставил ему подножку. Амо упал. Это уже было нарушением всех правил. В таких случаях упавшего ни в коем случае не трогали и, протянув руку, помогали подняться, а того самого, кто подставил подножку, непременно «наказывали» — он со своим товарищем переходили в разряд атакуемых, и игра продолжалась. Но в этот раз все было не так. Словно сговорившись заранее, все игроки повели себя очень враждебно и агрессивно. Помимо того, что никто и не подумал помочь упавшему подняться, к нему подбежала вся ватага, и его стали колотить все кому не лень. И даже Сывык – сын их соседа Нго – не упустил такой возможности и сделал, пожалуй, самую большую подлость: находясь сзади, он огрел Амо по спине таким пинком, что тот не выдержал и громко вскрикнул. Уже не обращая внимания на другие удары, Амо оглянулся и увидел, что это Сывык. В ярости вскочил на ноги и, недолго думая, со всего размаху ударил обидчика в лицо. Из носа Сывыка фонтаном хлынула кровь, и только это сумело, наконец, охладить пыл разгоряченной оравы: все застыли на месте как вкопанные. Молчание прервал двоюродный брат Сывыка – смуглый и худощавый высокий парень, который в бешенстве приблизился к Амо:

        — Ты что, зверь, что ли? Ты чего руки распускаешь? Что этот бедняга тебе сделал, что ты его так ударил?

        — Ты сам зверь! – отпарировал Амо. – Я упал, а вы все накинулись на меня! Мало было этого, так он еще и сзади, по-подлому, берет и ударяет меня в спину. Я правильно сделал, так ему и надо!

        — Ты слишком много на себя берешь, — пригрозил ему двоюродный брат Сывыка. – Имей в виду – ты поплатишься за это, понял?

        — Может, ты тоже хочешь получить? – ответил Амо и всем своим видом показал, что готов драться и ничего не боится. – Ну, давай, если ты мужчина и у тебя болит сердце за двоюродного брата, иди сюда…

        Раззадоренный, тот в ответ полез было в драку, но остальные парни вмешались и оттащили их в разные стороны. После того, как все успокоилось, двоюродный брат отвел Сывыка к ручью, протекающему посреди деревни, и смыл с его лица уже запекшуюся кровь.

* * *

                 Деревенские ребята еще хорошо не осознавали и не разбирались во всех тонкостях внутриродовых отношений. Только самые близкие защищали друг друга и приходили на помощь. Вот почему, когда Амо ударил Сывыка, за него вступился только его двоюродный брат, а остальные парни из их рода стояли молча. Обычно в таких конфликтных ситуациях парни из одной части деревни объединялись и шли с войной на парней из другой части деревни. И тогда никто не разбирал, из одного ли рода те ребята, которые в одном районе. Именно поэтому, когда Амо и двоюродный брат Сывыка чуть не сцепились, несколько парней, живущих в той же части деревни, что и Амо (но не одного с ним рода), хотели вступиться и защитить его, но, увидев, что стычку удалось предотвратить, сдержались и уже не стали ни во что вмешиваться.

        Члкани была устроена так, что в каждой части деревни жили семьи только одного рода. Дома строились впритык друг другу и таким образом, что одна стена была одновременно стеной для двух домов. В ней посередине проделывалось довольно большое отверстие, чтобы в случае драк или разбоя иметь возможность незамедлительно оповестить друг друга и суметь вовремя прийти на помощь. Если что-то приключалось с семьей, живущей в одном конце деревенского квартала, она могла, не выходя из дома, дать знать об этом всем остальным семьям своего рода, вплоть до последнего дома в этой веренице. Один сообщал другому, тот – своему соседу, и так, по цепочке, весть стремительно облетала всех, и люди, вооружившись палками и кинжалами, спешили на помощь своим сородичам. Днем, когда все в основном были на улице, о случившемся узнавалось очень быстро, и поэтому отверстия в стенах предназначались большей частью для оповещения по ночам, когда все были дома и могли не узнать, что происходит снаружи. А в те времена случаи разбоя были нередки, и того и глядишь в одну из ночей бандиты совершали набег на какой-нибудь дом, убивали домочадцев и, забрав награбленное, скрывались. Условия жизни заставляли жителей Члкани быть поневоле сплоченными, чтобы сообща противостоять тем опасностям и рискам, с которыми ежедневно и ежечасно могла столкнуться каждая семья.

        Вечером Сывык рассказал отцу о своей стычке с Амо, и не только рассказал, но еще и кое-что сверх того прибавил, рассчитывая на то, что отец придет в бешенство и накажет его обидчика как следует. Нго хорошо знал Кало и поэтому не хотел действовать открыто. Он прекрасно понимал, что если поднимет на Амо руку и Кало узнает об этом, ему несдобровать, тем более что они были соседями и Кало всегда мог найти удобный момент, чтобы с ним расправиться.

        Нго опустил голову и некоторое время сидел молча. Потом посмотрел сыну прямо в глаза и спросил:

        — А ты ни в чем не был виноват?

        — Нет, отец, клянусь, я ничего плохого не делал.

        — Значит, на пустом месте, ни за что он взял и ударил тебя по лицу?

        — Откуда я знаю, зачем он так сделал, — сказал Сывык и опустил взгляд. Он вдруг испугался, что по его глазам отец догадается, что он говорит неправду.

        — А у тебя что, руки отсохли? – рассердился Нго. – Ты не мог хотя бы взять камень и запустить в него? Вас было двое, а он один, и надо было дать ему как следует!

        Сывык промолчал. А что ему еще оставалось? Не мог же он признаться, что для драки с Амо у него не хватило ни сил, ни духу, хотя отцу и без этого было все ясно. Он не стал больше отчитывать сына, а лишь мягко прикоснулся к его голове, как будто хотел тем самым немного его утешить, и сказал:

        — Ничего, сынок. Твой отец этого не забудет и в один день все ему припомнит.

* * *

                 Дом Кало стоял посередине деревни. Перед ним была раскинута широкая площадка, куда по утрам сельчане сгоняли свою скотину. Пастухи принимались за свое дело, и сперва за пределы деревни выводили отару овец, за ней шло стадо коров, потом телята и только в самом конце ягнята.

        В Члкани был вот еще какой обычай. С весны по осень (до дня Баранбардана[3]) пастухи доили овец и коров за определенную плату. Например, за дойку десяти овец брали одного ягненка. Но после Баранбардана выпас овец переходил к самим сельчанам: кто-то один из каждой семьи по очереди сам гнал на пастбище отару со всей деревни. Насчет крупного рогатого скота дело обстояло иначе: пастух пас стадо до условленного дня осени. Об оплате за каждую голову договаривались еще весной. Осенью, после истечения назначенного срока, то есть когда пастух  уже получал оплату за свой труд (обычно овсом, пшеницей или деньгами), он продолжал пасти стадо и каждый вечер, после того как пригонял его обратно, шел по деревне собирать, как говорили сельчане, свой «хлеб пастуха». За каждую корову обычно давали одну лепешку. Переходя от дома к дому, он стучал своим деревянным посохом в двери тех, кто держал скот, и говорил: «Люди, дайте хлеб пастуха».

        Так, обойдя всю деревню, пастух под конец всегда приходил к дому Кало, чтобы узнать, не пропала ли в тот день у кого-нибудь скотина. Всякое могло произойти, и если такое случалось, то хозяин уже не искал пастуха по всей деревне, а сразу приходил туда, к площадке у дома Кало, зная, что после сбора оплаты он обязательно вернется туда. Там и сообщалось и пропаже, и оттуда же и начинались поиски.

        Местом, где любили собираться сельчане, также была эта площадка. Когда выдавалось свободное время, мужчины приходили туда, и кто стоя, а кто сидя на камне, беседовали, обменивались новостями, что-то обсуждали, одним словом, общались.

        Довольно часто местом деревенских драк также становилась эта площадка. Того и глядишь, слово за словом, и завязывалась перепалка, а за ней и драка. Бывало так, что ссора между двумя людьми перерастала в столкновение между двумя родами, и на фоне того, что в деревне особенно сильно враждовали два рода, которые только и искали повод накинуться друг на друга, такие драки могли вспыхнуть каждую минуту. Убивали мужчин, ломались головы, наносились увечья. Дети также оказывались втянутыми в побоище: выросшие в воинственном духе, они мгновенно сбегались и принимались швырять камни в мужчин из другого рода. А что делали женщины? Они бежали домой, хватали палки и кинжалы и спешили передать их дерущимся мужчинам, а потом принимались наравне с детьми швырять во врагов камни и даже горсти земли. Вражда между взрослыми тянулась годами, но дети могли на следующий же день, позабыв про вчерашнее, снова собраться и вместе играть.

        Те оба враждующих рода в Члкани были довольно многочисленными. Каждый из них завладел по целому кварталу в деревне, и все остальные роды их побаивались и старались с ними не связываться. Не было ни года, чтобы эти оба рода не передрались. В разгар столкновений вмешивались другие сельчане, которые пытались оттащить дерущихся друг от друга, но прекратить побоище им удавалось далеко не всегда. Эти оба больших рода дрались до тех пор, пока одни не теснили других и не выгоняли их за пределы деревни. Именно это считалось признаком победы, и на этом всё заканчивалось. Одержавшие верх возвращались в деревню, а побежденные, опустив головы и в полном молчании, шли за ними. И тех, и других в деревне встречали довольно спокойно, и никому в голову не приходило упрекнуть в чем-то побежденных или тем более осыпать их насмешками. Как ни  удивительно и не типично было такое для курдов, но эта линия поведения прочно вошла в характер жителей Члкани: ни победители не кичились своей победой, ни побежденные не чувствовали себя униженными.

        Если не имело место убийство и членовредительство, то несколько известных и уважаемых мужчин из других родов немедленно вмешивались и, как правило, довольно быстро примиряли враждующих. Но когда совершалось убийство, дело значительно осложнялось: или нужно было отмстить, убив кого-либо из вражеского рода, или получить выкуп за пролитую кровь. Довольно часто такая вражда тянулась годами, обе стороны несли людские потери и сосуществовали чрезвычайно обособленно, не деля друг с другом ни горькие, ни радостные дни. Власти же смотрели на всё сквозь пальцы, если, конечно, не поступало жалоб. И можно сказать, что их практически не было, потому что курды всегда предпочитали решать свои вопросы самостоятельно, без привлечения кого-то со стороны. Но стукачи и осведомители есть в каждом народе, и если кто-то все-таки давал властям знать о случившемся, несколько чиновников приезжали в деревню. Проведя что-то наподобие расследования, они находили и задерживали подозреваемого и, если не получали от его родных взятки, забирали с собой. А если таковая давалась, его все равно забирали, но, продержав у себя два-три дня, отпускали.

        Такие случаи тоже бывали, но довольно редко. А вообще царское правительство очень мало обращало внимания на конфликты и столкновения между курдами. Такая разрозненность была, скорее, выгодна властям, потому что так было намного легче контролировать и управлять курдами. Вот почему даже при наличии жалоб и обращений официальными органами почти ничего не предпринималось. Курды же, со своей стороны, как уже упоминалось, также предпочитали жить по законам своих предков, а таких законов было немало.

        ____________________________________

        [3] Баранбардан – обрядовый праздник у курдов, устраиваемый осенью во время случки овец.

 1  2  3  4  5