— Завтра вечером армяне нашего племени собираются и уходят в сторону России. Я созвал вас всех сюда, чтобы сказать, что вы будете сопровождать их до тех пор, пока они не перейдут границу. С вами будет и мой Кулихан, он же будет вашим руководителем. Правда, среди армян есть проводники, но, насколько я знаю, некоторые из вас тоже неплохо знают дорогу. И не дай Бог, если с армянами по пути что-то случится! Вы должны благополучно доставить их до места и только потом вернуться обратно. Ну, давайте, вставайте и идите готовьтесь, чтобы завтра к вечеру все как один, при всем снаряжении стояли у моего дома.

         Вечером следующего дня всадники один за другим подъезжали к дому Тамр-бека. Спешившись, они привязывали коней и заходили в дом. Все были вооружены. Солнце уже почти закатилось, а вершины гор все еще были окрашены золотистым цветом. Вокруг было безмятежно и спокойно, и только вода в ущелье, пробивая себе дорогу, ударялась о камни и с шумом падала вниз.

         Тамр-бек вышел на улицу, огляделся по сторонам и, решив, что время уже настало, вернулся домой. Через некоторое время он вместе с прибывшими вышел во двор. Немного погодя из конюшни вывели коня Тамр-бека, накинули на него поводья, красивую сбрую и седло и подвели к хозяину. Тамр-бек легко и ловко вскочил коню на спину. Прибывшие последовали его примеру, и бек, пришпорив коня, поскакал вперед. За ним устремились все остальные, и только Кулихан немного замешкался. Мать обняла его за шею и никак не отпускала. Он силой разжал эти объятья и поцеловал ее руку. Потом посмотрел на молодую жену, стоявшую недалеко, слегка кивнул ей в знак прощания, пришпорил коня и устремился вслед за отъехавшими всадниками. Вскоре он нагнал их и поравнялся с отцом. Это был смуглый молодой мужчина высокого роста, с узкой талией и довольно широкоплечий. Глаза его были большими и черными, а вьющиеся волосы выбивались из-под колоза[4]. Лицо украшали черные тонкие усы. В седле он сидел ловко и молодцевато, и, казалось, даже сам конь чувствовал, какой непростой у него всадник, и поэтому, гордо подняв голову, гарцевал с явным достоинством и даже некоторой надменностью. Отец же украдкой поглядывал на сына и не мог наглядеться.

         Тамр-бек со своими всадниками достиг деревни Вардана, когда вокруг уже все стемнело. Армяне из близлежащих деревень тоже были там, и, полностью готовые к отъезду, ждали только их. Подъехав к дому Вардана, все спешились. К ним навстречу тут же вышел хозяин и, тепло поздоровавшись, завел домой.

         В полночь армяне пустились в путь и направились в сторону Армении. Возглавляли и замыкали поток беженцев по несколько вооруженных всадников из курдов и армян и столько же сопровождали эту колонну с обеих сторон. Тамр-бек и Вардан скакали впереди и о чем-то беседовали. Видимо, они оба чувствовали, что это последняя их встреча, и поэтому были откровенны друг с другом. Оба знали, что времени у них осталось мало, и в ту темную ночь на этой узкой горной дороге они говорили и не могли наговориться.

         Беженцы шли всю ночь и к рассвету достигли границ соседнего племени. Там, в одной ложбине, было решено остановиться на отдых, и со всех четырех сторон выставили караульных. Дым от костров поднимался наверх и тонул в утреннем воздухе. Вардан повернулся к Тамр-беку и сказал:

         — Тамр-бек, дорогой брат, ты должен возвращаться. Ты нас проводил и вывел за границы своего племени. Мы безмерно благодарны тебе и твоим людям. Ты нам сделал большое доброе дело, и мы никогда этого не забудем. Я очень прошу своего брата, пусть Кулихан возвращается с тобой. Он молод, устанет, еще намается с нами, а у нас, слава Богу, столько людей, что вполне достаточно. Не к чему ему сопровождать нас до конца.

         — Ни в коем случае, — Тамр-бек был непреклонен. – Я же сказал: пока он не переведет вас через границы, он не вернется. Ну что ж, друг Вардан?.. Вам счастливого пути и благополучного прибытия на место. Но знай – мы будем вас ждать. Я верю, что рано или поздно, но голубоглазые русские придут и не оставят нас и вас в этом положении. А уже там, на новом месте, если вдруг зайдет речь, то непременно скажи, что мы, курды, тоже надеемся только на русских… И все-таки как я не хочу, чтобы вы уезжали отсюда…

         — А ты думаешь, мы этого хотим? – с горечью отозвался Вардан. – Как оглянусь назад, посмотрю на наши места, сердце огнем горит. Но что поделаешь? Другого выхода нет.

         — Да, нет, — с тяжелым вздохом согласился бек.

         Оба замолкли, потом посмотрели друг другу в глаза и обнялись так тепло и с такой болью, как два родных брата, один из которых уезжает на чужбину, а второй остается и знает, что, может быть, они больше никогда не встретятся. Некоторое время они так и стояли обнявшись. А когда отпустили друг друга, Тамр-бек заговорил первым:

         — Я упустил одну вещь.

         — Какую? – спросил Вардан.

         — Откуда я знаю, это жизнь, и вдруг случится так, что мы никогда больше не увидимся. Давай попрощаемся как следует.

         Оба встали напротив друг друга, попрощались, пожали друг другу руки и поцеловались.

         — Друг Вардан, — сказал Тамр-бек и достал из кармана кисет, — в свое время армяне сделали для меня немало добрых дел. В этом кисете несколько золотых, возьми и не вздумай отказываться. Вдруг по пути что-то случится, и тебе они понадобятся? А если не понадобятся, ничего, вы идете в чужую страну, где вас может ждать много трудностей. Бог свидетель, мой заработок честен и чист, и в нем нет ни капли подлости и обмана. Я даю тебе это от всего сердца и уверен, что эти деньги обязательно вам помогут. Пусть это с моей стороны будет вкладом в вашу дальнюю дорогу.

         Вардан запротестовал и хотел было отказаться, но Тамр-бек насильно засунул кисет с золотом ему в карман и, твердо закрыв его рукой, сказал:

         — Если ты не хочешь, чтобы мы расстались в обиде друг на друга, замолчи.

         — А это еще и в придачу, да? – Вардан был явно смущен и обескуражен.

         — Стыдно, перестань! Мы ведь братья, и эта вещь не стоит того, чтобы о ней столько говорить, — возразил бек.

         Еще раз они пожали друг другу руки и попрощались. Тамр-бек попрощался со всеми армянами, с кем был знаком, и каждому пожал руку. В конце подошел к своему Кулихану, поцеловал его в голову и сказал:

         — Не забывай наказы своего отца. Если понадобится, золота не жалей и трать его столько, сколько сочтешь нужным.

         Тамр-бек отошел в сторону, и вдруг в сердце что-то екнуло. Обернувшись через плечо, он с любовью посмотрел на сына. Кулихан стоял там же, ласково смотрел на отца и мягко улыбался.

         Тамр-бек и несколько всадников вернулись обратно. Чем дальше, тем больше увеличивалось расстояние между ними и тем местом, где остановились на привал беженцы. Несколько раз бек оглядывался и смотрел в ту сторону. Сперва все было хорошо видно, но постепенно обзор заслонили горы и привал вовсе исчез из виду.

* * *

         Прошло несколько дней, но никто из уехавших провожать армян не возвращался. В душе Тамр-бека поселились тяжелые и тревожные мысли.

         — Почему они так опаздывают, — спрашивал он у односельчан почтенного возраста и в то же время боялся услышать ответ на тот вопрос, который сам же и задал. А вдруг, не дай Бог, по дороге с ними что-то случилось?

         — Потерпи, Тамр-бек, мир построен на терпении. Не волнуйся, подожди немного, ничего страшного нет, — успокаивали они его. Но бек не находил себе места. В душу вкралось мучительное сомнение, его глаза были постоянно устремлены на дорогу, а обострившийся поневоле слух ловил любой голос или известие. Но тех вестей, которых он ждал с таким нетерпением, все не было и не было, и тревожные мысли не давали ему спать. Время от времени он начинал обвинять себя в том, что был слишком поспешен и категоричен в своем решении послать Кулихана в такой поход, и горько казнил себя за это. Но в следующую же минуту принимался убеждать самого себя, что поступил верно, что иначе и быть не могло, одним словом, пытался заглушить угрызения совести и хоть немного ослабить ту боль, которая сидела глубоко внутри. Но больнее всего ему было видеть, как невестка с грустью смотрит на дорогу, и как бы ни хотелось беку пореже сталкиваться с ней, это было невозможно – она была членом семьи и с утра до вечера была дома, хлопоча по хозяйству. Вот почему Тамр-бек стремился почаще выходить из дома и бывать в деревне, а если и оставался дома, то предпочитал сидеть в ода и старался не выходить оттуда как можно дольше.

         В один день, наконец, пришло долгожданное известие о том, что посланники возвращаются. Услышав об этом, Тамр-бек вскочил и выбежал из дома. Посмотрев внимательно вдаль, он увидел, как снизу, по той самой единственной дороге, медленно поднимается группа всадников. В сердце сразу что-то екнуло, и он понял, что что-то случилось. Если бы все было в порядке, зачем они стали бы так медлить? «Произошло что-то плохое, это точно», — подумал Тамр-бек и в отчаянии продолжал следить за дорогой.

         Всадники подъехали поближе, и Тамр-бек, содрогнувшись, заметил, что конь Кулихана идет без всадника, а один держит его поводья и тянет за собой. Тамр-бек застыл на месте как вкопанный. В мозгу что-то стрельнуло, и он все понял…

         Тело Кулихана уложили на спину коня, один тянул его за поводья, а другие восклицали «брао-брао» и били себя по голове. Сбежалась вся деревня, и в сопровождении сельчан горестная процессия направилась к дому Тамр-бека. Коня подвели к двери, сняли со спины тело, занесли в дом и уложили перед стером. На коня накинули черные платки и одежду убитого и провели по двору. Покойника оплакивали долго, и только тогда, когда первый приступ горя немного стих и надрывный плач женщин стал слабее, Тамр-бек повернулся к прибывшим.

         — Расскажите, как все было.

         Один мужчина средних лет шагнул вперед и глухо сказал:

         — Хоть бы я был сегодня на месте Кулихана, Тамр-бек… Да ослепнут мои глаза за этого храбреца и льва! Мы сражались в бою, и он был крепок как сталь… Господи, как жаль, это был настоящий мужчина… — он положил руку на лоб, опустил голову и долго стоял молча. Все замолкли, и даже плача женщин не стало слышно: каждый хотел узнать, как погиб Кулихан. Табачный дым заполнил всю комнату.

         — Был третий день, как мы шли с армянскими беженцами, — он поднял голову, посмотрел потерянным взглядом на стену напротив и продолжил свой рассказ. – Мы были уже близки к границе, как натолкнулись на группу турецких аскяров. Мы сказали армянам, чтобы они продолжали идти к реке, а мы тем временем задержим турок. Несколько вооруженных армян остались с нами, а остальные ушли с беженцами вперед. Пока турки приблизились, мы успели спрятаться и занять хорошие позиции, и как только аскяры оказались на расстоянии выстрела, мы открыли по ним огонь. Бой шел довольно долго. Кулихан был рядом со мной, и ни одна его пуля не уходила впустую. Я видел собственными глазами, сколько аскяров он положил на месте. Турки уже начали отступать, как Кулихан поднял голову и сказал мне, что у него закончились патроны, и попросил у меня несколько штук… И в этот момент, да сгорит мой дом, пуля его настигла… Мы прогнали аскяров, они бежали и оставили на поле боя несколько своих убитых. Пока мы отстреливались, армяне успели перебраться на тот берег. Вардан убивался и все порывался вернуться с нами обратно сюда, но мы не пустили. Мы попрощались с ним и остальными армянами, взяли тело несчастного Кулихана и вернулись. Да сгорит мой дом, вот как был убит Кулихан.

         … На следующий день Кулихана предали земле по всем традициям.

         Прошло несколько месяцев. Жена Кулихана родила сына, и его назвали именем отца.

______________________________

[4] Колоз – курдский мужской головной убор. 

1  2  3  4  5