Одним словом, пока он добрался до вершины перевала, был как следует измотан и еле держался на ногах. Но как бы ни был тяжел подъем, спускаться было намного труднее. Он решил немного передохнуть и, повернувшись спиной к скале, медленно опустился на колени и чуть откинулся назад, но с тем расчетом, чтобы потом мог подняться без посторонней помощи. Он просидел так до тех пор, пока ноги не стали замерзать. Сделав над собой усилие и встав, Ало заглянул в ущелье и ужаснулся. «Как мне спуститься с этим ящиком?» — подумал он, потом повернулся лицом к солнцу, помолился перед дорогой и стал спускаться вниз. Двигался он очень медленно и осторожно, опираясь на свой посох. Дорога была извилистой, и снега было не так много, потому что вершина обдувалась со всех сторон ветрами, которые и разгоняли снег по впадинам и расщелинам. Но земля была замерзшей, и было очень скользко. Собираясь в путь, Ало учел это и поэтому предусмотрительно прихватил с собой травяные веревки. Убедившись в том, что может в любой момент поскользнуться и упасть, Ало нашел удобное место и присел так, чтобы вся тяжесть ящика пришлась на большой камень, лежащий на пути. Потом вытащил те самые веревки, обмотал ими свою обувь, взял свой посох и поднялся на ноги. После этого он спокойно преодолел довольно большое расстояние и даже немного воспрял духом. У подножья ущелья лежала одна армянская деревня, на окраине которой жил его знакомый, и Ало решил, что переночует у него, подсушит там свою промокшую одежду, а завтра встанет и спокойно доберется до железнодорожной станции. Деревня была уже недалеко, как наступил самый опасный участок пути. Ало остановился, пригляделся и стал прикидывать, как ему изловчиться и преодолеть это место. Дорога пролегала вдоль высокой скалы, а внизу, на относительно небольшой глубине был раскинут широкий овраг. Вокруг скалы было скользко, ее вечно обдувал ветер, и поэтому вместо снега под ногами были лишь мелкие камни. «Если пройду это место, то знай, что с яйцами уже ничего не случится», — подумал Ало, немного расчистил посохом себе дорогу и сделал один шаг. Нет, все было в порядке, его нога стояла твердо и никуда не скользила. Опираясь на эту ногу, он осторожно поднял другую. И на этот раз ничего не случилось. Так же осторожно Ало сделал два-три шага, а на четвертый вдруг споткнулся, ящик ударился о скалу, и нога его поскользнулась. Ало с ящиком на спине скатился и полетел в овраг. Разболтавшиеся веревки уже не могли удерживать ящик, и Ало при падении со всего размаху упал на него спиной и несколько раз перекувырнулся. Левая нога ударилась об скалу, и его пронзила такая острая боль, что он сразу понял, что случилось что-то очень серьезное. Попытался встать, но левая нога так заныла, что в глазах потемнело, и он со стоном снова рухнул на землю. Немного полежал, но боль становилась такой невыносимой, что он попытался встать снова, и снова ничего не вышло. Все тело нестерпимо ныло, и ему казалось, что на нем не осталось живого места. Он попробовал хотя бы сесть, но и это было выше его сил. Лежа на спине, Ало еле сумел приподнять голову и оглядеться вокруг. Ящик отшвырнуло довольно далеко, еще дальше валялся закрывавший его верх кусок картона, повсюду разметалась солома, а желтки разбитых яиц позолотили безупречно чистый снег. «Да разве от такого удара от яиц что-то останется?» — с горечью подумал Ало и отвернул голову.

         Боль все усиливалась, и Ало, не в силах вынести эти муки, стал кричать и звать на помощь, но все напрасно: вокруг стояла мертвая тишина, и его голос безнадежно тонул среди холодных и суровых скал. Солнце уже закатывалось, и Ало, видя, что только зря теряет время, повернулся на живот и попытался ползком выползти из оврага. Ему даже удалось немного взобраться наверх, но, поскользнувшись, он медленно съехал вниз. Почти обессилев, он пытался сделать это снова и снова, но после безуспешных попыток решил выбраться другим способом. С большим трудом размотав те травяные веревки, которые защищали его от скольжения, он связал их между собой, на одном конце сделал узел и забросил его на скалу в надежде, что он зацепится на ее вершине и он, держась за веревку, сможет выбраться наверх. Ало забросил узел, но он, не зацепив острый выступ, соскользнул вниз. Ало кинул снова, и опять неудачно. Изрядно промучившись, забрасывая на неприступную скалу свой нехитрый аркан, Ало уже отчаялся, как вдруг неожиданно для него самого узел все-таки оказался на ее вершине. В его душе затеплилась маленькая надежда, и он, держась за веревку, стал ползком потихоньку двигаться наверх, стараясь при этом как можно меньше ее натягивать. Но поняв, что без ее помощи уже не обойтись, потянул ее чуть сильнее, и в ту же секунду веревка оборвалась, оставив узел на вершине выступа, а другой конец у Ало в руках. Ало съехал вниз и опять оказался на прежнем месте. «Больше не могу, никаких сил нет… Будь что будет», — в сердцах подумал он и равнодушно положил голову на холодный снег. Но жизнь сладка, и через несколько минут жажда жизни снова дала о себе знать. Ало вдруг вспомнил о своем посохе и, подняв голову, стал искать его глазами, наконец, заметил его, но и тут его постигло очередное разочарование: палка попала в такое труднодоступное место, что ее не под силу было бы достать даже здоровому человеку, не говоря уже о бедном Ало. Пришлось оставить и эту надежду, и он снова положил голову на снег. Ало не знал, сколько прошло времени с того момента, как он упал в этот овраг. Он только знал, что солнце давно закатилось и вряд ли кто-то из путников будет в это время суток проходить мимо: было уже темно и опасно. С другой стороны, в сердце закрался страх при одной только мысли о том, что грядет ночь, будет холодно, да и диких зверей вокруг немало. Что же тогда ему делать? Ало обуял такой ужас, что он, даже позабыв о сильной боли, снова попытался встать, но его левую ногу словно пригвоздили к земле, и он со стоном свалился обратно.

         Одним словом, Ало остался в овраге. Промаявшись до самого утра и не сумев хоть немного отдохнуть, он беспомощно лежал на снегу и не знал, что делать. Только пару раз за всю ночь его веки сомкнулись, и он ненадолго сумел задремать, но страх и боль каждый раз отгоняли тот сон, в котором он так нуждался. Ало чувствовал, что силы покидают его, но ничего не мог поделать. Оставалось только надеяться, что ему повезет и кто-то будет проходить мимо, тот кто-то, кто вытащит его из этого проклятого оврага. Но кто? Кому приспичит на рассвете, в этот конец зимы вставать и пускаться в путь, да еще и идти через это пустынное ущелье? И тут Ало подумал и прикинул, что путь нескольких курдских деревень в округе пролегает как раз мимо ущелья. В душе опять шевельнулась надежда, и он снова стал кричать и звать на помощь. Никто не откликался, но все-таки Ало не унывал.  Прикинув, что ранним утром голоса быстро разносятся по округе, он стал кричать изо всех сил, причем кричал и по-курдски, и по-армянски. Он кричал так много и так громко, что надорвал голос, но никого поблизости так и не появилось. Устав, Ало снова положил голову на снег, вернее, на то, что от него осталось, потому что от тепла человеческого тела он почти весь растаял, и на этом месте образовалась впадина. Ало уже ни на что не надеялся. Инстинктивно положил руку на больное колено и почувствовал, что оно сильно опухло. Сама нога стала какой-то безжизненной: прикоснувшись к бедру, Ало с ужасом осознал, что ничего не чувствует.

         Ало лежал с закрытыми глазами, и вдруг ему что-то послышалось. Он открыл глаза, огляделся, но никого вокруг не было видно. Опять закрыл глаза и снова услышал голос. Еле-еле приподнял голову и посмотрел вокруг, но никого не было. У Ало невольно снова вырвался зов о помощи.

         — Ты кто? Где ты? – кто-то издалека прокричал по-армянски.

         — Я путник, упал в овраг и не могу встать… Умоляю, помогите, — прокричал Ало дрожащим и охрипшим голосом.

         — Мы сейчас подойдем, — ответили они. – Ты где?

         — Я в овраге под скалой, — быстро откликнулся Ало, вдруг запаниковав и испугавшись, что его могут не найти и оставить в этом ущелье навсегда.

         Через некоторое время двое незнакомых мужчин, наклонившись, заглянули в овраг.

         — Да не разрушит Бог твой дом! И как ты умудрился сюда упасть? – сказал один из них. – Ты цел, ничего себе не повредил?

         — Кажется, я сломал левую ногу, — ответил Ало, и его рука невольно потянулась к больному месту.

         — Немного подожди, мы сейчас тебя вытащим, — отозвался тот, быстро и ловко завязал один конец своей веревки в узел и закинул его на вершину скалы.

         Узел крепко и надежно охватил ее, и мужчина, натянув веревку и убедившись в ее прочности, ухватился за нее обеими руками и стал спускаться вниз. Другой последовал за ним, и очень скоро они оказались рядом с Ало, беспомощно лежавшим на подтаявшем снегу. Сперва они помогли ему встать, и Ало, опираясь с обеих сторон на их плечи, сумел немного передвинуться вперед, к тому месту, где свисала веревка. Наступил самый трудный момент – подняться наверх. Один взгромоздил Ало себе на спину и ухватился за веревку, а второй мужчина одной рукой тоже крепко держался за веревку и при этом снизу поддерживал Ало. И так и сяк, но после долгих мучений им все же удалось вытащить Ало из оврага. Немного посидели, отдышались, а затем встали и, так же поддерживая Ало с обеих сторон, не спеша повели его в сторону деревни.

         По дороге Ало подробно рассказал им, что с ним случилось. Наконец, все трое дошли до той самой деревни, где жил его знакомый. Что и говорить, Ало был очень им благодарен, и те, попрощавшись, ушли. Хозяин дома, не теряя ни минуты, зарезал годовалого ягненка и обмотал его шкурой больную ногу. Но, как говорится, все напрасно – нога Ало не поправлялась. Видя, что другого выхода нет, знакомый Ало был вынужден забрать и отвезти бедолагу в больницу при железнодорожной станции.

* * *

         Через некоторое время вся деревня узнала о том, что произошло с Ало. Несколько односельчан пришли в больницу навестить его и, вернувшись, рассказали, что нога у Ало в плохом состоянии, и, может, ее отрежут. А вот Аслик было наплевать на все, и она не только не пошла его проведать, но и мужа своего не пустила.

         Ало пролежал в больнице несколько месяцев, но нога его не поправлялась. Доктора как ни бились, так и не смогли восстановить разбитую коленную чашечку и были вынуждены ее удалить. Ало, который на двух ногах вышел из деревни, вернулся в нее на трех и уже не пошел к Аслик, а прямиком направился к себе домой. Ало остался инвалидом. Женщины с его улицы заботились о нем и были внимательны к нему как к близкому и родному человеку: готовили и относили ему обед, стирали одежду, убирали дом… А Аслик же ни разу у него не появилась.

         — Ало, тебе нужно жениться, — говорили ему не раз женщины.

         Он потуплял взгляд и, помолчав, негромко отвечал:

         — Так найдите мне какую-нибудь хорошую девушку, и я женюсь.

         — Это яйца тебя образумили, да? – беззлобно шутили женщины.

         Не прошло и года, как Ало женился. Спустя некоторое время стал отцом.

         — Надо было Аслик пораньше всучить тебе ящик яиц, чтобы ты поскорее взялся за ум, — говорили ему женщины при встрече. Ало же молча улыбался и шел дальше. Он уже оставил костыли и передвигался с помощью трости и, как прежде, уже не лежал на дне высохшей реки у его дома. Опираясь на трость, он прохаживался по деревне и, если ему встречалась группа мужчин,  то присоединялся к ней и охотно участвовал в общей беседе.

         — Яйца не только женили Ало, но и сделали его мужчиной, — шутили они.

         Ало знал, что они правы, и не обижался, а лишь опускал немного голову и улыбался. Таким он и запомнился мне на всю жизнь – с доброй улыбкой на слегка смущенном лице.

1  2  3  4