СВАДЬБУ СЫГРАЛИ ДВАЖДЫ

Посвящается светлой памяти брата Фераза

                  В деревне играли свадьбу Вакиля. Дом был полон гостей, друзей и родственников. Весело и призывно звучал даф [1]. Женщины и молодые снохи, одетые в нарядные яркие национальные платья, танцевали в говянде. Дети сновали повсюду, путались под ногами, мешая взрослым, играли и веселились. Посреди двора был накрыт стол с фруктами, орехами и выпивкой, за ним сидели мужчины, пили за здоровье молодых и иногда поглядывали на танцующих.

         Невесту к этому времени уже привезли, но пока еще не вывели во двор, и она сидела дома в окружении молодых девушек. Чуть позже сардауати [2] вывел новобрачную к гостям, чтобы она танцевала вместе со всеми. Он подошел к музыкантам, положил полтинник под шапку дафчи [3], лихо подправил усы и гордой походкой направился к мужчинам, сидящим за столом.

         — Сардауати, почему ты не поднял хели [4] невесты, чтобы все ее увидели? – спросил один из сидящих.

         — Я специально так сделал, — ответил сардауати. – Ты думаешь, я мог такое забыть? Еще никто не мог меня упрекнуть в незнании обычаев. Да, я должен был поднять хели, но не сделал этого. И знаешь, почему? Ты молодой, не понимаешь многих вещей. Если бы я сейчас открыл лицо невесты, все стали бы на нее смотреть, и она смутилась бы. Стала бы путать движения танца и сбила весь ритм. Пусть немного потанцует, успокоится, тогда можно и хели поднять. А там смотрите на нее сколько угодно, благо, она красавица, ни одного изъяна не найдете.

         Сардауати не о чем было беспокоиться: невеста танцевала безупречно. Она была среднего роста, лицо ее скрывало красное покрывало, голова была опущена. Говянд еще не описал полный круг, когда сардауати встал из-за стола, подошел к невесте, подвязал концы хели, завязал в один конец деньги и поднял его. Ее лицо было круглым, брови тонкими и черными как смоль, ресницы длинными, губы алыми. Щеки ее зарделись румянцем от смущения, от сознания того, что все в эту минуту смотрят на нее. Карафил [5] в носу лишь подчеркивал красоту невесты. Пряди волос у висков вились локонами, рот был маленьким, носик тонким и немного заостренным, лоб чистым, а тень от бардженика [6] падала на глаза. Камни на кольцах и браслетах сверкали на солнце, перламутр переливался и блестел, словно снег на вершинах гор, серьги в ушах и полы ее платья плавно покачивались в такт танцу. Глаза ее были опущены, и только когда золовка, танцующая рядом, сбивалась с ритма, она слегка поворачивала голову в ее сторону, словно подсказывала ей, что та ошиблась.

         — Красавица!..

         — Клянусь, нет ей равных!..

         — Девушка достойна Вакиля!..

         Голоса восхищения слышались отовсюду. Свекор – Ахмед – подошел и поцеловал невестку, а свекровь – Нане – вышла из дома с половником в руках [7] и в танце приветствовала молодую сноху.

         — Что же ты перед Ахмедом так не танцуешь, Нане? – послышался чей-то насмешливый голос.

         Из-за громкой музыки Нане не расслышала его, а Ахмед на радостях подошел к жене, только хотел было обнять ее и поцеловать, но Нане уклонилась и замахнулась на него половником. Ахмед еле увернулся, и Нане промахнулась. Народ прыснул со смеху. Ахмед, танцуя, стал снова приближаться к жене, но та отбежала и издалека погрозила ему половником.

         — Нане нагнала страху на Ахмеда, — кто-то пошутил из толпы, и теперь уже все смеялись во весь голос. Музыканты подошли ближе и стали играть веселей и  призывней, словно подзадоривали Ахмеда. И тут он, лихо отплясывая, выхватил половник из рук жены и снова попытался обнять ее при всех, но Нане побежала к дому. Ахмед на радость гостям припустил за ней, но она уже забежала внутрь. Хохот во дворе стоял оглушительный.

         — Ты даже с женой своей справиться не можешь, да продлятся твои дни, — хохотал сардауати.

         — Ну, да, — угрюмо ворчал Ахмед. – Если у меня такой сардауати, что же тогда мне сказать…

         Веселье текло рекой, все радовались, смеялись, шутили, и иногда был слышен голос дафчи: «Браво!.. Браво!..»

         Стояла поздняя весна, погода была теплой и чудесной. Дул легкий ветерок, а на небе не было ни облачка. День близился к концу, тень от гор постепенно удлинялась, солнце садилось за горизонт. Говянд продолжал  господствовать во дворе, размеренно и чинно двигаясь по кругу.

         — А где мой Вакиль, почему его не видно? – спросил у Ахмеда сардауати.

         — Он на машине поехал за друзьями. Скоро должен подъехать, не знаю, почему он задерживается, — ответил Ахмед.- Ну, ничего, молодежь, может, где-то задержались.

         — А столы уже накрывать? – спросил сардауати.

         — А не рано ли?

         — Да нет, как раз вовремя и поспеем.

         — Ну, раз так, пойду скажу женщинам, пусть накрывают, — с этими словами Ахмед взял под руку сардауати, и они пошли к дому. – Пока все приготовят, пройдет много времени. Ты, пожалуйста, следи, чтобы музыка не умолкала. Пусть молодежь вдоволь повеселится, натанцуется. Пусть свадьба Вакиля будет веселой и радостной, он же у меня младшенький. Дай бог тебе здоровья, ты все сделал так, как я хотел, спасибо тебе.

         Разговаривая, они дошли до той комнаты, где накрывали столы. Постояли там, посмотрели, дали некоторые распоряжения домочадцам. А во дворе свадьба шла полным ходом, говянд звал за собой и становился все длинней.

         Спустя некоторое время столы были накрыты. Мужчин позвали в дом, а музыканты остались во дворе. Молодежь не шла в дом, всем хотелось танцевать. Мелодии то и дело сменялись одна за другой. От звуков дафа и зурны молодая кровь бурлила, играла, и парни и девчонки с упоением плясали.

         Еще через некоторое время в дом позвали музыкантов. Их посадили на специальное место, где они могли и угощаться, и играть.

         В большой комнате собралось столько народу, что яблоку негде было упасть. Как того требовал обычай, мужчины сидели отдельно. Женщин в той комнате не было. Как только гости расселись по своим местам, сардауати встал и произнес тост за здравие Севека, предлагая назначить его тамадой. Севек поблагодарил гостей и в свою очередь назначил помощников себе за каждым столом и еще отдельного помощника, который бы занимался музыкантами. После этого он наполнил бокал и встал, призывая к вниманию:

         — Уважаемые гости! – начал он. – Ничто в этом мире не происходит без причины. И поводом к сегодняшнему нашему веселью послужила эта свадьба двух роз, двух несравненных цветков. Давайте же поднимем бокалы за то, чтобы они цвели всю жизнь и были счастливы! А отвечать за обоих будет Вакиль [8],  – с этими словами он выпил свой бокал до дна, достал червонец и послал музыкантам. – Сыграйте в честь молодых какую-нибудь веселую песню!

         Зазвучала музыка, и пиршество началось. Гости пили за счастье молодых, желали здоровья тамаде, мужчины наперебой совали деньги музыкантам, заказывая любимые мелодии. Дафчи сбился со счета, объявляя, кто сколько денег дал и какую песню заказывал. Певцы исполняли желание каждого гостя, чтобы ни один из них не остался бы недовольным. Все это длилось довольно долго, пока тамада не попросил музыкантов остановиться.

         — Где же Вакиль, Ахмед? — спросил тамада. — Пусть жених выйдет к гостям.

         Ахмед стоял у дверей, прислонившись к стене. Услышав тамаду, он сделал несколько шагов вперед и сказал:

         — Вы уж извините нас, гости дорогие, видит Бог, Вакиль давно уже уехал за товарищами, но до сих пор не вернулся.

         — Ничего-ничего, ты отец, ты и будешь за сына ответ держать, — сказал Севек.

         Так и сделали. Ахмед от имени сына произнес тост, поблагодарил гостей, и свадьба продолжилась. После нескольких тостов тамада вновь поднялся, постучал вилкой по стакану и призвал к вниманию:

         — Дорогие гости, мы все собрались сегодня здесь, чтобы отпраздновать свадьбу молодых. И каждый из нас принес что-то в подарок новой семье. Так давайте же сейчас вручим наши подарки, а потом будем веселиться до утра, время у нас есть.

         Все присутствующие с ним согласились, тут же назначили одного, чтобы он записывал, кто что принес, и к нему тотчас же  потянулись гости с конвертами и подарками. Когда с этим было покончено, гости встали из-за стола и вышли во двор, чтобы женщины смогли поменять тарелки и обновить угощение. Когда спустя некоторое время все вернулись в комнату, тамада вновь обратился к гостям:

         — Времени у нас много. Каждый из вас может показать свое умение – спеть что-нибудь или рассказать смешное. Не стесняйтесь. Порадуемся все вместе.

         — Может, начнем с тебя? – раздался голос гостя, сидящего с краю.

         — А ты что, сомневаешься в моих способностях? Уж все-то знают, какой я талантливый. Таких, как я, нет! – подбоченившись, сказал тамада, и все дружно засмеялись.

         Так с шутками и пересмешками гости продолжали веселиться, при этом не забывая об обычаях и традициях. Когда кто-то хотел выпить за чье-либо здоровье, то, согласно устоявшимся традициям, сначала обязательно спрашивал на это позволения у тамады, и пока не получал его одобрения, не поднимал свой бокал. Так было заведено издавна, и стар и млад строго соблюдали этот негласный закон. А тамадой назначали такого человека, кто пользовался большим уважением среди гостей. Поэтому на свадьбах почти не было конфликтов, драк и ссор, потому что никто никого не задирал, не оскорблял и даже слова грубого не говорил – никто не позволял себе этого.

         В тех краях было принято, что свадьба гуляла до утра. А утром хозяин готовил свадебный шашлык, накрывал во дворе стол, угощал гостей, и только потом все расходились и разъезжались по домам. А пока гости ели-пили, танцевали, веселились, столы постоянно обновлялись и ломились от угощения.