ЗИНЕ

«Рекой моих печалей орошались сады твоих желаний»

(Из народной песни).

Как-то раз мне на работу позвонил один человек. Его голос был мне знаком, но я, как ни старался, не мог вспомнить его обладателя, а спрашивать почему-то было неловко. Мы перекинулись несколькими фразами, он спросил мой рабочий адрес и сказал, что на днях ко мне заглянет.

Спустя несколько дней в мой кабинет постучали, и вошел мужчина. Я не узнал его, но когда он улыбнулся, я привстал и замер.

— Ну что, не узнаешь? – спросил он и усмехнулся.

Но я все еще не был уверен.

— Что, кыж-кы́ж1, я так сильно изменился, что ты… – и не успел он договорить, как я бросился к нему.

— Хатиф!..

Мы крепко обнялись, как два близких человека, случайно встретившиеся на чужбине. Хатиф был моим одноклассником и хорошим другом. Жили мы в соседних деревнях, но последние три года учились в одном классе и вместе ходили в среднюю школу, которая в ту пору была единственной на всю округу и находилась в райцентре. Мы с Хатифом очень дружили и любили друг друга, пожалуй, как родные братья. За все это время мы ни разу не поссорились, и именно он однажды «наградил» меня этим забавным прозвищем. Кроме него, больше никто из моего окружения так ко мне не обращался, и поэтому, стоило ему только произнести «кыж-кы́ж», как я сразу его узнал.

После окончания школы мы иногда встречались, но потом я устроился в своей деревне на работу, а Хатифа забрали в армию. В первое время он часто писал мне, и я исправно отвечал. Потом писем стало меньше, и наша переписка, такая оживленная в самом начале, стала постепенно затухать и вскоре совсем прекратилась. Ну а когда я переехал в город, мы с Хатифом и вовсе потеряли друг друга из виду.

И вот спустя столько лет мы сидели рядом и не могли наговориться. Хатиф пришел ко мне с небольшой просьбой помочь ему в одном деле, и я незамедлительно сделал всё, что требовалось для решения этого вопроса. Хатиф горячо поблагодарил меня и собрался было уйти, но я запротестовал:

— Как, уже? Мы же столько не виделись!

— Я просто хотел уехать пораньше, чтобы быстрее добраться до деревни. Мать одна, будет переживать.

— Как это одна? Ты что, так и не женился? – удивился я.

Хатиф вздохнул, достал сигарету, закурил и тихо сказал:

— Нет, я еще не женился, поэтому мать дома одна, и она будет волноваться.

Я почувствовал, что Хатифу не хочется об этом говорить, и поэтому не стал ничего спрашивать. Разговор наш затух сам собой, и мой товарищ снова шагнул в направлении двери. Однако я не мог позволить, чтобы Хатиф так быстро ушел, и твердо сказал:

— Ты никуда не поедешь на ночь глядя. Я тебя не отпущу. Поехали ко мне. Мы давно не виделись, уверен, нам есть о чем поговорить и что вспомнить. Да и с семьей моей познакомишься. Поехали, поехали!  

Хатиф немного поколебался и все же согласился.

Дома после ужина мы прошли в мою комнату, и потек неспешный задушевный разговор. Мы вспоминали былые времена и рассказывали друг другу новости последних лет, а потом речь постепенно зашла о детях, о семье и женитьбе.

— Я все-таки не пойму, почему ты до сих пор не женился, — сказал я Хатифу. —  Мне кажется, давно пора, да и нехорошо, чтобы взрослая женщина оставалась одна, без внуков, без невестки. Ведь как говорят курды? «Кто рано поле сеет, кто рано сына женит, тот больше от Бога и получит». Чего ты тянешь?

Хатиф ответил не сразу. Он опустил голову и задумчиво теребил в руках коробок со спичками. Потом посмотрел на меня и тут же отвел взгляд.

— Эх, брат, — вздохнул он, — не удивляйся. Меня как будто что-то связывает по рукам и ногам. Да, я хочу жениться, но рана моя не заживает. Я не могу жениться с разбитым сердцем.

Я  стал спрашивать, что случилось, но он лишь махнул рукой.

— Моя история такая длинная, что не хочу утомлять тебя на ночь глядя. Как-нибудь в следующий раз обязательно всё расскажу. А сейчас давай поговорим о чем-нибудь другом.

Но я не согласился.

— Э, нет, я не засну, пока ты мне не расскажешь, что случилось. Иначе какой ты друг, если будешь от меня что-то скрывать!

Хатиф опустил голову и сидел, рассеянно теребя в руках все тот же коробок. Я смотрел на него и ловил себя на той мысли, что он очень, очень изменился. Это был уже не тот веселый и озорной Хатиф, которого я знал. Он не шутил как раньше, был понур, задумчив… Да, Хатифа было не узнать. Я чувствовал, я видел, что что-то его гнетет, не дает покоя, и мне было не по себе.

— Ну, раз ты так настаиваешь, я расскажу, — и Хатиф вздохнул, закурил, сделал несколько затяжек и опять надолго замолчал. Я понимал, что он собирается с мыслями, и поэтому не торопил его и терпеливо ждал. Хатиф приложил руку ко лбу, посмотрел на меня, словно что-то обдумывая, потом оглянулся на дверь, желая убедиться, что она закрыта, и мягким голосом начал свой рассказ.

«Еще в нашей деревне, когда я учился в школе, я влюбился в одну девушку. Звали ее Зине. Она окончила только восемь классов, и ее отец не пустил, чтобы она училась дальше. Сам знаешь – средняя школа была одна на весь район, да и то в райцентре, и ему было не по душе, чтобы совсем еще юная дочь ходила в такую даль. Это была чудесная девушка – умная, рассудительная, скромная. Я любил ее и чувствовал, что тоже ей нравлюсь. Иногда мы тайком встречались. А что значит встречаться влюбленным в деревне, ты прекрасно знаешь: или в поле, когда девушки идут нарвать съедобных трав, или в деревне, когда они стайкой пробегают мимо. Вот и все наши встречи. Иногда случалось так, что она по каким-то семейным делам приходила в райцентр, но, покончив с ними, не торопилась обратно в деревню, а шла к школе и ждала, пока у меня закончатся уроки. Я выходил, и мы уже вместе возвращались домой. Так мы шли до самого моста, который расположен чуть ниже нашей деревни, и потом расставались – я прятался в укромном месте, а она шла дальше. Как только Зине доходила до своего дома, я выходил из своего укрытия и продолжал свой путь. Ну, ты же знаешь — если бы в деревне нас увидели вместе, сплетен было бы… Так продолжалось до тех пор, пока я не перешел в десятый класс. И тогда я твердо для себя решил, что как только получу среднее образование, сразу пошлю отца к ним, чтобы нас обручили».

Хатиф замолчал. Потом достал из пачки новую сигарету и закурил.

— Ты кофе будешь? – предложил я.

— Было бы неплохо, — согласился он, и я попросил жену приготовить нам кофе. Через несколько минут перед нами стояли чашки с ароматным напитком, и  Хатиф, сделав несколько глотков, продолжил.

«Но, видно, была не судьба. Если помнишь, той весной умер мой отец, как раз перед нашими выпускными экзаменами. Так вот, мы были в трауре, и чтобы пойти куда-то, к кому-то свататься… Об этом не могло быть и речи. Да и язык у меня не поворачивался поднимать дома этот вопрос», — Хатиф вздохнул и опять надолго замолчал.

Допив кофе, он перевернул чашку, чтобы гуща стекла на блюдце, и вдруг, лукаво подмигнув, сказал мне:

— Погадаешь? – и издав короткий смешок, сразу посерьезнел. – Теперь я верю всему, что мне нагадают.

Я удивился:

— Ты серьезно? Как можно в наше время верить таким глупостям?

— Да я же пошутил, ты что, не понял, — Хатиф усмехнулся, потом встал и несколько раз прошелся по комнате туда и обратно, вернулся к своему месту, сел и стал рассказывать дальше:

«Через несколько месяцев после того, как я окончил школу, меня призвали в армию. Ну, ты понимаешь, что писать ей я не мог. Никто из моих товарищей не знал о моих чувствах к Зине, а писать кому-нибудь из ее подружек и спрашивать о ней я тоже не мог, потому что обязательно пошли бы разговоры: с чего, мол, он молоденькой девчонке пишет? Ни писать ей, ни передавать письма через других не было никакой возможности. Словом, мы ничего друг о друге не знали. Я понятия не имел, что с ней, вышла ли замуж или нет… А для солдата, ты же понимаешь, это очень тяжело. Но выхода у меня не было, и оставалось только ждать и надеяться, что всё как-то обойдется. Иногда я писал своему товарищу и просил, чтобы он подробно сообщал мне в письмах обо всех новостях в деревне. Я надеялся, что он в своих ответах каким-то образом упомянет и Зине. Как-то раз я получил от него очередное письмо, и почему-то меня охватило тяжелое предчувствие. Я распечатал его, прочел и почувствовал, что земля уходит из-под ног: «…Зине обручили, жених ее из города…» — сообщал он об этом среди прочих деревенских новостей, конечно, не подозревая, что для меня это известие – всё равно, что ножом по живому».

Хатиф тяжело вздохнул и снова закурил. Я заметил, что у нас заканчиваются сигареты, и, извинившись перед моим гостем, вышел из комнаты и попросил жену купить несколько пачек. Когда я вернулся, Хатиф сидел, глубоко задумавшись, и даже не заметил, как я вошел. Я кашлянул. Он посмотрел на меня, но ничего не сказал.

— И что потом? – нетерпеливо спросил я.

— Потом? – Хатиф словно очнулся от воспоминаний, немного потер лоб и вздохнул:

«А потом Зине обручили. Скажу правду, я очень сильно переживал. Но спустя какое-то время сам стал себя успокаивать: «Она ведь не была моей невестой, и не было между нами никакой договоренности, чего я так убиваюсь? Она молодая, не сидеть же ей век в девушках. Пусть будет счастлива». Так твердил я сам себе, всё уговаривал и уговаривал себя, и через некоторое время мне действительно стало казаться, что я и в самом деле ее забыл. Я отслужил свой положенный срок и вернулся домой. За эти три года в деревне много чего изменилось. Товарищи мои обзавелись семьями и собственными домами. А из города в деревню переехала моя тетя с семьей, и теперь они жили рядом с домом отца Зине.

На второй день после своего возвращения из армии я решил навестить тетю. По дороге я невольно посмотрел в сторону отцовского дома Зине и вдруг увидел, что она стоит у ворот! Я не поверил своим глазам. Присмотрелся – действительно, она. Но почему она приехала? Может, просто погостить? И так как я всё еще сомневался, Зине ли это, то нарочно замедлил шаг и не переставал при этом посматривать в ту сторону. Когда я приблизился, Зине (а это оказалось все-таки она) шагнула за ворота и внимательно на меня посмотрела. Я остановился. Она постояла так совсем недолго, может, около минуты или что-то вроде того, потом опустила голову и быстро вернулась домой.

У тети меня встретили, конечно, очень тепло. Мы обнялись, поцеловались, и начался оживленный разговор о том о сем, как вдруг неожиданно туда пришла Зине. Она поздоровалась и села напротив меня. Я стал спрашивать ее о житье-бытье, она что-то отвечала мне, но что именно, не помню, только помню, как меня поразил ее взгляд – холодный и даже какой-то враждебный что ли… Посидев несколько минут, она не стала задерживаться и вскоре поднялась и ушла.

После ее ухода я принялся расспрашивать тетю, почему Зине сейчас у своих родителей, и узнал, что с мужем ей не повезло, что он вор и бандит и что не дает ей никакой жизни. А куда деваться бедняжке с ребенком? Вот и сбежала оттуда с дочерью и живет здесь, в отцовском доме.

«Значит, у нее есть дочь», — подумал я, и эта мысль сразу же охладила мой юношеский пыл.

— Несчастная она, — донесся до меня голос тети. – Если бы ты знал, какой подлец ей встретился…- и тетя стала рассказывать о ее муже, о том, что он бездельник, сидит у отца на шее, не работает, бьет жену и вообще относится к ней просто ужасно. Оказывается, это не первый раз, когда Зине с дочерью убегает от его побоев к родителям, но каждый раз свекор забирает ее обратно. А сейчас Зине здесь целых два месяца, и этот негодяй ее муж всё посылает и посылает за ней родственников, только всё без толку — Зине отказывается возвращаться. Один раз даже мать и брата отправил, но она и слышать ничего не хочет.

— Бедная женщина, — продолжала тетя, — Мечется меж двух огней и не знает, что делать. А те тоже хороши! Ни ребенка своего не забирают, чтобы окончательно покончить с этим браком, ни заботы никакой не проявляют, а ведь это тоже члены семьи, как так можно? Рассказывали, что свекровь хотела внучку забрать к себе, но Зине не отдаёт. Говорит, хоть режьте меня, а от ребенка своего не окажусь…»

Хатиф попросил у меня воды. Я принес бутылку минералки, и он, утолив жажду, снова закурил.

«Когда при мне упоминали о ее дочери, к горлу подступал такой комок, что мне казалось, я задыхаюсь, — продолжил свой рассказ Хатиф. – Я не мог смириться с той мыслью, что Зине уже мать, ведь в моей памяти она оставалась всё той же юной и прекрасной девушкой, как несколько лет назад. Но горькая реальность безжалостно возвращалась, стоило хоть краем уха услышать имя этой девочки. Стыдно признаться, но я просто возненавидел ее дочь, видя в ней и только в ней причину всех несчастий Зине.

Сказать по правде, когда после такой долгой разлуки я впервые ее увидел, тот огонь, что горел в моей душе столько лет, разгорелся еще сильнее. Но как только я узнал, что у нее есть дочь, это чувство погасло так же быстро, как и разгорелось. Сердце мое, казалось, охладело, и теперь Зине ничем не отличалась от остальных женщин нашей деревни, существование или отсутствие которых не имело для меня никакого значения. Да-да, именно так мне тогда и казалось.  Но, как выяснилось позже, это был просто обман чувств. Любовь моя к ней никуда не делась, просто она затаилась и ждала своего часа. Именно по этой причине мои визиты в дом к тете стали очень и очень частыми. Я приходил туда в надежде увидеть Зине, чтобы хоть на секунду встретиться с ней взглядом… И она приходила! Я сидел у тети до тех пор, пока Зине не забегала туда под каким-нибудь предлогом. Мы перекидывались парой ничего не значащих фраз, но смотрели друг на друга и не могли насмотреться.

1 Кыж-кы́ж – на курдском означает «юла», «волчок».