Годы учебы пронеслись для Мамэ стремительно и незаметно, и все благодаря стараниям и опеке Касыма. С дипломом о высшем образовании Мамэ вернулся в деревню, и радости дяди не было предела. Он был счастлив, и улыбка не сходила с его, казалось, помолодевшего лица. Когда они остались вдвоем, Касым спросил племянника:

        — Мамэ, сынок, а теперь ты мне скажи: что ты решил насчет работы – в деревню вернешься или тебя куда-то отправили?

        — Мне предложили работу в городе, – ответил Мамэ. – Через несколько дней я должен быть там. Я просто приехал попрощаться с вами.

        Касым немного помолчал, посмотрел в сторону и сказал  упавшим голосом:

        — Да поможет тебе Бог… А я-то думал, что ты вернешься в деревню…

        — Нет, дядя, не могу. Это такой хороший шанс, и я не могу его упустить. Думаешь, каждый после учебы может устроиться в городе? Ты ведь помнишь моих товарищей? – и Касым понуро кивнул. – Так вот, каждого направили в районы, и ни один не смог остаться в городе. Так что радоваться надо этому.

        Касым промолчал, потом достал из кармана папиросы и закурил. Он с горечью признавался себе в том, что те надежды, которые возлагал на племянника, не сбылись. У него заныло сердце…

        Пока жена Касыма накрывала на стол, они вышли во двор, но разговор почему-то не клеился. Мамэ со скучающим видом оглянулся вокруг и вдруг заметил, что его тетя – сестра матери – быстрой и суетливой походкой направляется к ним и вся светится от счастья.

        — Да стану я тебе жертвой, сынок! Слава Богу, ты закончил учебу и приехал, – сказала она и, приобняв, поцеловала племянника.

        Мамэ поморщился, ничего не ответил и, достав из кармана платок, постарался незаметно для нее вытереть щеку, которую она поцеловала. Касым же все заметил и, хотя поведение Мамэ ему не понравилось, он промолчал.

        — Поздравляю и вас, и нас с этим событием, – повернулась тетя к Касыму. – Слава Богу, наш Мамэ с честью вернулся домой.

        — Спасибо, да пошлет тебе Бог удачу, – ответил Касым. – Да, действительно, есть с чем поздравлять, слава Богу…

        Тетя стала расспрашивать Мамэ о жизни в городе, о его планах, но он отвечал ей сухо и односложно и явно показывал, что этот разговор его тяготит. Она сразу же почувствовала это и обиделась. Несмотря на все уговоры Касыма, она отказалась зайти в дом и, повернувшись, ушла.

        После ее ухода Мамэ подозвал младшую дочь Касыма и велел ей принести воду и полить ему на руки.

        — Но ведь ты совсем недавно умылся, – удивился Касым. – Что так вдруг?

        — Я брезгливый, – ответил Мамэ, скривив губы. – Меня затошнило от ее поцелуя, хочу умыться.

        Касым, потрясенный, посмотрел на племянника и зацокал, качая головой. Казалось, от его сердца оторвалась частица, которая упала и со звоном разбилась.

        — И тебе не стыдно? Как ты можешь себя так вести? – это было впервые, когда дядя в адрес Мамэ сказал что-то неодобрительное. И, отвернувшись, Касым молча зашел в дом.

        Мамэ пропустил эти слова мимо ушей и, заложив руки за спину, беззаботно прошелся по двору. Двоюродная сестра принесла ведро воды и стала поливать кружкой Мамэ на руки. Он тщательно вымыл лицо с мылом и вытерся новым желтым полотенцем. Потом, вытащив из кармана платок, которым недавно вытирал щеку, протянул его девочке и велел ей хорошенько его выстирать, прокипятить, прогладить и сегодня же вернуть. Девочка взяла платок и зашла в дом, а Мамэ стал прогуливаться по двору и беспечно насвистывать какую-то популярную мелодию…

        Вечером дядя сказал ему, что в честь окончания института хочет пригласить нескольких односельчан и отметить это событие.

        — Мне кажется, не надо, – ответил Мамэ таким небрежным тоном, словно речь шла не о нем, а о каком-то совершенно постороннем человеке. – А впрочем, поступай как хочешь. Я бы, например, не стал бы этого делать.

        — Нет, сынок, я обязан, – серьезным тоном ответил Касым. – Я ведь давно поклялся, что как ты закончишь институт, мы соберемся и отпразднуем это. Теперь, слава Богу, такой день настал, и самому Богу не понравится, если я не сдержу свое слово.

        На следующий день за столом Касыма сидела большая мужская компания. Мамэ как виновник торжества сидел во главе стола и с высокомерием поглядывал на собравшихся. Разговаривал он мало, и когда нужно было ответить на очередной тост за его здравие, небрежно кивал головой в сторону оратора или говорил: «Большое спасибо». Да и то эти два слова произносились с таким трудом, словно их вытягивали клещами.

        Касым все это видел и сгорал от стыда за племянника. Стараясь сгладить неприятное впечатление, которое оставляло на гостей поведение Мамэ, Касым через силу заставлял себя улыбаться и очень часто торопился опередить его и сам отвечал подобающими случаю фразами:

        — Мамэ ваш покорный слуга, лобзает ваши руки.

        В очередной раз, произнося этот ответ, Касым посмотрел в сторону Мамэ и заметил, как тот недовольно морщится, всем своим видом показывая, что эти слова ему явно не по душе. Касым прикусил язык.

        Застолье продолжалось. Касым взял рюмку и обратился к собравшимся:

        — Дорогие гости! Я поставил перед собой три цели.

        — Дай Бог удачи, – отозвалось несколько мужчин.

        — Две цели уже достигнуты, – продолжил Касым. – Первая – это поднять и вырастить сына покойного брата. Вы сами свидетели тому, каких трудов мне это стоило.

        — Дай Бог тебе здоровья, – ответили ему со всех сторон. – Уж мы-то знаем, как ты его растил, сколько забот и сил приложил.

        — Земля пухом усопшему, но и он, если бы был жив, вряд ли бы сделал столько, сколько ты, – хором отвечали другие.

        — Пусть будет пухом земля и для ваших усопших, – отозвался Касым. – Все, что было в моих силах, я сделал. – Касым немного помолчал и посмотрел на свою рюмку. — Второй моей целью было то, чтобы Мамэ получил высшее образование. Слава Богу, и это тоже мне удалось осуществить, и в этом плане долга за мной нет. И сейчас я прошу у Бога только одну вещь – дать мне столько лет жизни, чтобы я успел сам женить моего Мамэ, а уж после этого как Бог распорядится… И это моя третья цель, а точнее мечта.

        — Дай Бог тебе здоровья, Касым! Дай Бог тебе и нам дождаться дня свадьбы Мамэ, – раздались отовсюду голоса, и все гости одновременно взяли свои рюмки и, чокаясь, выпили за счастье Мамэ.

        — Ну, давай, Мамэ, теперь твоя очередь отвечать, – обратился к нему тамада.

        Мамэ не спеша поднялся с места, пару раз кашлянул, прочищая горло, и, не глядя ни на кого, устремил свой взгляд на стену напротив и небрежно произнес:

        — Я очень благодарен моему дяде и всем собравшимся за то, что подняли за меня тост и выпили за мое счастье. Пусть будет так, как вы пожелали, – и, закончив свой краткий ответ, неторопливо выпил и сел на место.

        Касым от стыда опустил голову. Гости переглянулись, и наступила мертвая тишина. Все вдруг почувствовали ужасную неловкость не только от слов Мамэ, но и от того тона, каким они были сказаны. Такой ответ никак не укладывался в рамки тех традиций, на которых было воспитано не одно поколение. И все-таки застолье постепенно вошло в свою колею, один за другим зазвучали другие тосты, и вроде бы настроение у присутствующих снова поднялось. Но так казалось лишь на первый взгляд. На самом деле каждый, кто стал невольным свидетелем этой некрасивой сцены, чувствовал неуловимое напряжение, которое распространилось на всю атмосферу праздника. Весь оставшийся вечер Касым не мог оправиться, и гости, иногда поглядывая на хозяина, прекрасно понимали его состояние и в глубине души не могли не сочувствовать ему, видя, что все его усилия и старания, потраченные на племянника, ушли впустую.

        — Видно, труды Касыма пропали даром, – сказал один сосед другому после того, как все разошлись. – А ведь Бог свидетель, чего только он не делал для племянника. Даже отец родной и тот бы не сделал столько…

        — А ты заметил, как он косо смотрел на дядю, каким тоном отвечал старшим? – вмешался в разговор другой сосед. – Как будто он не Мамэ, а сын самого падишаха! Нельзя так зазнаваться!

        — Пусть что хочет делает, ему же хуже. Ведь говорят: «Сколько мышь ни роет землю, все себе на голову». Вот только жаль мне всех трудов и мучений Касыма. Кто-кто, но мы-то знаем, чего ему стоило вырастить сына брата. А теперь говорят, что он и не думает возвращаться в деревню. Вроде бы в городе нашел работу и там и останется. А бедный Касым как его ждал… Все время повторял, что, мол, хоть Бог и не дал мне сына, зато сын брата мне и вместо брата, и вместо сына. Ну, иди и после всего этого полагайся на кого-то и расти детей! Если родная кровь так отвечает на твое добро, то чего можно ожидать от чужих людей?

        Подобные разговоры вели и другие соседи, возвращавшиеся с застолья. Высокомерным поведением Мамэ были возмущены все, и каждый с горечью признавался, что все усилия Касыма пошли прахом.

        Касым был сильно подавлен и расстроен случившимся, но племяннику говорить ничего не стал. Ему казалось, что в этот вечер случилось что-то непоправимое. Жена и дочери видели его состояние, но молчали, потому что знали – расспрашивать его бесполезно, он все равно ничего не скажет и лишь досадливо отвернется.

        На следующее утро, починив сломанную рукоятку косы, Касым закинул ее на плечо и отправился косить сено. Тем временем Мамэ встал, позавтракал, вышел из дома и решил пойти немного прогуляться. Никого не позвав с собой, он один направился в поле, немного прошелся по нему, сорвал несколько ярких цветков, понюхал, потом отбросил в сторону и, решив отдохнуть, улегся на спину на цветущую и ароматную зелень и, подложив под голову руку, посмотрел на чистое небо.

        — Доброе утро, Мамэ, – вдруг послышался сверху голос. Это был сторож, присматривающий за лугом, старый и уважаемый в деревне человек. – А что это ты один?

        — Доброе… – небрежно ответил Мамэ и даже не подумал сдвинуться с места.

        Его ответ и поведение сторожу не понравились, но он, смолчав, все же привел рядом.

        — Ну, как настроение? – опять обратился к нему сельчанин.

        Мамэ, даже не подняв голову, небрежно кинул:

        — В порядке…

        Сторож немного подождал, думая, что Мамэ, как это принято в подобных случаях, тоже задаст ему вопрос о делах и здоровье, но так ничего и не дождался – Мамэ не проронил ни слова. Старик не на шутку рассердился.

        — Послушай, мальчик, на приветствие надо отвечать как полагается. Ты что, не знаешь этого?

        — Я тебе ответил, – спокойно сказал Мамэ. – Чего еще тебе надо?

        — У нас так не принято. Когда говорят «доброе утро», другой непременно отвечает не «доброе утро», а «да станут мои глаза землей под твоими ногами»[1]. Вот как нужно отвечать.

        — Мало ли что говорят, – небрежно сказал Мамэ и, повернувшись на бок, посмотрел на старика. – Предположим, я тебе ответил «да станут мои глаза землей под твоими ногами», и что тогда? Получается так, что ты, ступая по моим глазам, меня ослепишь. Разве не так?

        — Ну, что мне еще тебе сказать?.. Раз ты так считаешь, то Бог уже тебя ослепил, – с презрением и иронией ответил сторож. – Тот, кто не чтит обычаи дедов и прадедов, считай – покойник. Неужели ты думаешь, что раз проучился несколько лет в городе, то умнее всех? Что ты о себе возомнил, несчастный? Так говорили наши предки, и так передавалось из поколения в поколение, пока не дошло до нас. Ты думаешь, они все были глупее тебя? Ведь почему говорят «хорошее слово – весна для сердца»? Ведь если бы ты сказал «да станут мои глаза землей под твоими ногами», неужели я и на самом деле прошелся бы по твоим глазам? Мой дорогой, – язвительно усмехнулся старик, – учись, пока молод. В жизни есть еще много вещей, которые нужно знать и уважать. Хотя бы взять то, что я, человек, который намного старше тебя, стою над тобой, а ты даже не удосуживаешься не только встать, но хотя бы приподняться и присесть! Валяешься на спине, отвечаешь кое-как… И не стыдно тебе? Нет, голубчик, может, ты и выучил несколько букв, но я как посмотрю, человек ты никудышный. В вашем роду таких негодных мужчин никогда не было, и в кого ты пошел? Уж точно не в своего дядю Касыма! Жаль, очень жаль, что все труды Касыма унесло водой, – и с негодованием сплюнув, старик поднялся, закинул посох себе на плечо и ушел прочь.

 1  2  3  4  5  6  7