НЕБЛАГОДАРНЫЙ

                    Мамэ остался круглым сиротой. Отец погиб на фронте, мать вскоре после похоронки умерла, и его забрал к себе и воспитывал как собственного сына его дядя Касым – брат отца.

                    Было трудное послевоенное время. Касым еле сводил концы с концами, но даже при таком их тяжелом положении жена не смела обронить хотя бы одно худое слово в адрес Мамэ.

                    — Он наследник моего брата, – говорил Касым, – и лучший кусок – для него. Пока его дядя жив, он не допустит, чтобы племянник хоть в чем-нибудь нуждался.

                    У самого Касыма сыновей не было. К дочерям своим он был довольно равнодушен, считая их гостями в отцовском доме, и частенько повторял:

                    — Они здесь временно. Завтра-послезавтра выйдут замуж и уйдут в другие семьи. Мамэ – вот кто наш наследник. Он и продолжит род моего отца.

                    Жене эти слова не нравились, но она не осмеливалась перечить мужу и все обиды глотала молча.

                    Касым же делал для племянника все, что мог. Как выпадала возможность, он покупал для Мамэ новую одежду, собственноручно шил ему такие чарыхи, которые были ничем не хуже готовой обуви. Он даже закрывал глаза на то, что Мамэ постоянно придирался и обижал его дочерей. Не составляя себе труда хоть немного разобраться в их детских конфликтах, Касым неизменно становился на сторону племянника и всегда наказывал только дочерей.

                    — Этот ребенок остался без родителей! И я не допущу, чтобы он хоть на минуту почувствовал себя в моем доме сиротой, понятно вам? – грозил дочерям пальцем и, повернувшись к племяннику, ласково обнимал его и ерошил волосы.

*  *  *

                    Мамэ подрос и пошел в школу. Касым купил ему новую одежду, пару новых туфель (это были первые туфли в их доме – вся семья по-прежнему носила только чарыхи), взял племянника за руку и отвел в школу.

                    И хоть деревня была небольшой и Мамэ знал в ней каждый переулок и закоулок, Касым всякий раз до окончания уроков направлялся к школе, ждал, пока Мамэ выйдет, потом, взяв в одну руку портфель, а в другую – руку Мамэ, приводил его домой. Жена быстро накрывала на стол, и пока Мамэ ел, Касым сидел напротив и смотрел на него счастливым и умиротворенным взглядом.

                    Так продолжалось несколько лет. Мамэ, которому стало надоедать то, что дядя постоянно приводит и уводит его со школы, нередко говорил ему:

                    — Я что, маленький и не найду обратной дороги? Зачем ты приходишь?

                    — Я ведь волнуюсь за тебя, – с отеческой заботой отвечал Касым. – А что в этом такого, если твой дядя приходит за тобой? Тебе что, стыдно?

                    — Конечно, стыдно. Надо мной уже смеются все ребята. Они говорят: ты что, потеряешься в деревне, раз твой дядя вечно приводит и уводит тебя?

                    — Ну, ладно, ладно, – усмехнулся Касым, когда в последний раз об этом зашел разговор. – Если ты так стесняешься, я больше не буду приходить за тобой, – и добавил, глядя на племянника со счастливой улыбкой. – Слава Богу, ты у меня уже большой, смышленый…

                    Сам Касым был неграмотным, но с большим уважением относился к наукам. Он постоянно расспрашивал учителей, справляется ли Мамэ с учебой. Они не жаловались, но этого Касыму было мало. Иногда он приходил в школу и, получив у учителя разрешение, садился в классе, где у Мамэ шел урок, и просил учителя при нем опросить племянника, чтобы самому убедиться, готов ли он к уроку или нет. В самом начале Мамэ ужасно стеснялся таких проверок, которые публично устраивал ему дядя. Не нравилось это и учителям, но со временем и Мамэ, и они привыкли и стали относиться к этому как к чему-то привычному и обыденному.

                    Каждый вечер Касым садился рядом с Мамэ, ставил на стол, за которым занимался племянник, керосиновую лампу и следил, чтобы ее свет хорошо освещал страницы. Не было ни одного раза, чтобы Касым не попросил племянника прочесть ему вслух что-нибудь из заданных уроков. Мамэ мог делать это часами, а Касым с большим интересом сидел рядом и слушал.

                    Ревностно следя за тем, чтобы племянник хорошо учился, Касым полностью освободил его от какой-либо работы по хозяйству.

                    — Ты лучше занимайся. Тебе учиться надо, – часто повторял Касым.

                    Их семья держала несколько овец. Утром рано, когда нужно было открыть хлев и выпустить овец с ягнятами в общее стадо на выпас, это делали Касым или его жена. О том, чтобы такое нехитрое поручение выполнял Мамэ, не могло быть и речи.

                    — Он еще ребенок, пусть спит, – повторял Касым и никогда не пускал, чтобы племянника разбудили пораньше.

                    Примерно то же самое повторялось днем, когда животные возвращались с пастбищ. Их пригоняли домой дочери Касыма, а Мамэ в это время либо учил уроки, либо бесцельно слонялся по дому.

                    Весной и летом, когда не было занятий, Мамэ с товарищами с самого утра уходили в поле или на речку и пропадали там целый день. О доме вспоминали только тогда, когда становились голодными. Заскочив туда на несколько минут, они быстро ели, потом снова убегали и возвращались не раньше, чем начинало темнеть.

                    Если в деревню привозили на продажу фрукты, как дорого они бы ни стоили, Касым покупал их и следил, чтобы Мамэ ел их столько, сколько хотел. Очень часто из-за этого он даже отказывался от своей доли, и о его трепетном отношении к племяннику говорила вся деревня:

                    — Настоящий дядя должен быть таким. Хвала такому роду. Даже если отец был бы жив, вряд ли он смог бы так хорошо смотреть за сыном, как это делает Касым. Хвала ему!

*  *  *

                    Мамэ рос без забот, без хлопот. Это, конечно, раздражало жену Касыма, как и то, что он постоянно придирался к ее дочерям и мог запросто поднять на них руку. Она злилась, но не смела в присутствии мужа сказать в адрес Мамэ хоть одно лишнее слово. Однако стоило Касыму ненадолго отлучиться, как она давала волю чувствам. Правда, до скандалов у них не доходило, но недовольный вид, придирки и раздраженный тон жена дяди скрывать от Мамэ не собиралась. В такие моменты он старался поскорей уйти из дому, и среди товарищей ему было легче забыть очередную неприятную домашнюю сцену. О ее поведении Мамэ дяде ничего не рассказывал, потому что знал точно: если Касым узнает, он ее изобьет, и тогда уж точно она окончательно его возненавидит. А этого ему совсем не хотелось: как-никак они жили под одной крышей, и ссориться с хозяйкой дома он не желал.

*  *  *

                    Прошло несколько лет. Мамэ окончил среднюю школу, и в тот день Касым вручил ему очень дорогой и редкий для тех времен подарок – наручные часы.

                    — А это тебе от меня в честь окончания школы, – сказал Касым, надевая часы на запястье племянника, и, притянув его за шею, поцеловал и потрепал по щеке. – Но на этом не останавливайся. Ты должен учиться дальше. Все, что для этого будет нужно, я сделаю, ты ни о чем не думай. Твой дядя, слава Богу, жив и не допустит, чтобы у тебя возникли хоть какие-нибудь трудности. Ты наш наследник, и если не для тебя, то для кого мне еще стараться? Может, для этих? – и Касым небрежно протянул руку в сторону дочерей, которые стояли в сторонке и с завистью смотрели на часы, красовавшиеся на руке Мамэ. – Ведь завтра-послезавтра они уйдут отсюда и станут членами чужих семей. А ты – другое дело. Ты наш наследник и именно ты продолжатель нашего рода.

                    Жена Касыма бросила на мужа взгляд, полный ярости, потом посмотрела на дочерей и, увидев их такими жалкими и съежившимися, резко встала и вышла из комнаты, хлопнув дверью. Дочери последовали за ней.

                    — Ну, зачем ты так, дядя, – сказал Мамэ. – Не обижай девочек.

                    — А меня, думаешь, Бог не обидел? – ответил с горечью Касым. – Обидел, еще как обидел… Если бы не обидел, то не лежал бы сейчас твой отец в холодной могиле, а мне бы Бог послал хотя бы одного сына… А ты говоришь…

                    — Все равно, при чем тут девочки, – отозвался Мамэ.

                    Касым ничего не ответил. Он и сам знал, что дочери тут ни при чем, просто в тот момент ему хотелось выговориться и облегчить свое сердце.

        К дочерям Касым был равнодушен, но они, несмотря на это, все равно очень любили его и относились к нему с большой заботой. Стоило ему заболеть, как они не отходили от его кровати ни на шаг и делали все, чтобы отец быстрее поправился. Но их теплое отношение ровным счетом ничего не значило для Касыма. Как говорится, душа его была там, где ступала нога Мамэ.

        Конечно, все это избаловало Мамэ и испортило его характер. Ему казалось, что все, что делает для него дядя, само собой разумеется, и потому поступал так, как ему хотелось. Запретов для него не существовало.

        Мамэ не горел желанием учиться дальше, но Касым думал иначе. Именно он настоял на том, что племянник должен непременно поступить в институт, и, продав двух овец, Касым отдал эти деньги Мамэ и послал в город готовиться и сдавать экзамены. Мамэ уехал и, вернувшись через месяц, объявил, что поступил в институт и что теперь он студент.

        Касым был счастлив.

        — Ты только учись, – повторял он, – и ни о чем не думай! Дядя твой, слава Богу, не умер и все, что будет нужно, для тебя сделает.

        Мамэ на несколько дней остался дома. За это время семья Касыма помогла ему собраться в дорогу. Жена и дочери выстирали ему всю одежду, привели ее в порядок, приготовили немного еды, а Касым пошел по деревне занимать деньги. Взяв у кое-кого в долг, он вернулся довольный и, бережно вынув деньги из кармана, передал их племяннику.

        Настал день отъезда Мамэ. Проводив его до дороги, Касым поцеловал его на прощание и долго смотрел вслед удаляющемуся автобусу. Несколько слезинок выкатились из его глаз и попали на густые усы. Достав из кармана платок, Касым со вздохом вытер глаза, покачал головой и сказал самому себе:

        — Ах, если бы брат был жив и видел все своими глазами… Что, мир перевернулся бы?..

        И с понурой головой и неуверенной походкой возвратился в деревню.

        Раз в месяц Касым уезжал в город навестить племянника. Уже за несколько дней до этого жена начинала  хлопотать: готовила побольше халвы, пекла гату, доставала из запасов самый лучший сыр и заворачивала его в несколько лавашей, а если в деревне было еще и мясо на продажу, она отваривала несколько крупных кусков мякоти. Все приготовленное складывалось в большой чемодан, и с этой тяжелой поклажей Касым каждый раз ездил в город. С приближением холодов к продуктам прибавлялись шерстяные вязаные носки, варежки, шарф, а также теплое одеяло.

        Касым приезжал в город, добирался до того места, где жил Мамэ, разгружал свой чемодан, садился рядом и начинал подробно расспрашивать его о делах, учебе и товарищах. Потом обстоятельно и подробно рассказывал племяннику все деревенские новости, хлопоты по хозяйству, новости о родственниках… И так до самого позднего вечера. Собираясь обратно, Касым никогда не пускал, чтобы Мамэ хоть раз его проводил:

        — Ни в коем случае! Ты лучше отдыхай, тебе ведь с утра надо на уроки. А за меня не беспокойся, что со мной случится? – говорил он, целовал Мамэ на прощание и, пожав руки его товарищам, уходил.

        Мамэ провожал дядю до двери, возвращался в комнату и принимался разворачивать бережно и аккуратно завернутые свертки с едой. Потом ставил все это на стол, приглашал товарищей, и они всей компанией начинали с аппетитом уписывать за щеки одно лакомство за другим.

        — Ну, надо же… – жуя ароматную халву, говорил один. – Вот у меня, например, отец жив, но он никогда не делал для меня столько, сколько делает для тебя твой дядя. Повезло же тебе…

        — Да уж… – подхватывал другой их товарищ. – Ты всю жизнь будешь ему обязан. Интересно, сможешь ли ты когда-нибудь вернуть этот долг, а? – и, не дожидаясь ответа, добавлял: – Мне кажется, как человек всю свою жизнь бывает обязан родителям, так и Мамэ всю жизнь будет обязан своему дяде. Нет, клянусь, это не дядя. Такой человек роднее и ближе отца. Так или не так? – поворачивался он к Мамэ, но тот, не переставая жевать, лишь поглядывал на него с хитрой улыбкой и ничего не отвечал.

 1  2  3  4  5  6  7