*   *   *

            В деревне пока еще никто не знал о том, что случилось. Каждый был занят своим делом. Белге уже зашла в деревню и дворами шла по направлению к своему дому. Две женщины стояли у ручья и стирали белье. Белге, проходя мимо них, нарочно замедлила шаг, чтобы они могли заметить кинжал в ее руке. Это были женщины из рода Ото.

        — Эта сумасшедшая совсем взбесилась! Уже с кинжалом ходит на могилу брата, — сказала одна, провожая Белге презрительным взглядом.

        — Да как тут не взбеситься, — ответила другая. – Сколько ест себя поедом, что того и гляди выкинет что-то дурное и только потом успокоится.

        — Ты посмотри-ка на нее, какая она довольная. Как будто со свадьбы возвращается, — съязвила первая.

        — Зачем ты так? Она хоть и враг, а правду сказать надо. И Богу не по душе то, что Ото ни за что ни про что убил ее единственного брата. Вот уж сколько лет она в черном и глаза не просыхают от горя. Зря ты так. Не злословь – и Бог этого не любит, и людям не нравится.

        (Та, которая так говорила, хоть и была невесткой рода Ото, но происходила из другого рода. Правда, она и Белге не разговаривали, как того требовали устои, но ей всегда было жаль несчастную. А слова другой лишь подлили масла в огонь, и поэтому она выложила все начистоту, не боясь ничего).

        Та другая ничего не ответила. В душе она почувствовала, что ее собеседница права.

        — Не приведи господь, — вздохнула невестка. Та промолчала и опять занялась стиркой.

        Белге гордо прошла по деревне и подошла к своему дому. Немного посидела на лавочке, отдышалась, потом зашла внутрь. Муж Авдо был дома.

        — Ты где пропадаешь? У тебя что, дел нет? Я поспрашивал всех соседей, но никто ничего не знал. Ты где была? – спросил Авдо и только тогда заметил кинжал в руках жены и выпавший из-под одежды меч. Он резко побледнел и бросил на нее настороженный взгляд.

        — Я пошла отомстить и отомстила, — ответила она спокойно и деловито прислонила кинжал к стене острием вниз.

        — Как это отомстила? Кому? – заплетающимся языком еле смог вымолвить Авдо.

        — Я прикончила эту собаку и отомстила за Титала, — так же спокойно сказала Белге и села рядом с мужем.

        — Ты что, шутишь?

        — Я не шучу, это чистая правда. Я пошла, прикончила эту собаку, отомстила и пришла.

        Авдо побледнел еще больше. Внимательно посмотрел жене в глаза, но она была так спокойна и беспечна, будто бы ничего не случилось.

        — А ну-ка, расскажи, что случилось? – спросил Авдо, уже повысив голос. – Ты что, с ума сошла? Только этого нам не хватало! Зачем вмешиваешь мой дом в этот грех? Как теперь мне быть?

        — А я и не вмешиваю, — гордо и по-мужски ответила Белге. – Я отомстила за своего брата. Кровь за кровь. Но ты не волнуйся – ты тут не при чем. Они-то все равно узнают, что это моих рук дело. И никто не посмеет упрекнуть тебя. Я это сделала, и сама буду отвечать. Тебя это не касается.

        — Как это не касается? – возмутился муж. – Ты что, мне чужая, что ли? Ты же хозяйка этого дома!

        — Да, хозяйка этого дома, — повторила Белге, — но я дочь своего отца. Я не просто так пролила кровь, я отомстила за единственного брата. Это месть! Так чего же ты переживаешь?

        — Я не переживаю. Но этого не может быть! Может, ты все-таки пошутила?

        — Я же сказала тебе. В таких делах не шутят. Мне что, делать нечего?

        Муж зацокал и опустил голову.

        — Но как все случилось? Где ты его убила? Как убила? Куда дела тело? – выпалил одним духом Авдо. Он сидел ошарашенный и, слушая рассказ жены, не переставал цокать. Под конец он спросил:

        — А где теперь его тело?

        — Да там, где и было, — ответила Белге. – Если, конечно, не стало добычей диких зверей. Да и они, наверное, не станут подходить к его поганому мясу.

        — А что нам теперь делать? Надо как-то дать им знать, чтобы они, пока еще не стемнело, пошли и забрали его тело, — Авдо, вконец растерявшись, спросил у жены.

        — Скажи кому-нибудь из соседей, пусть они и сообщат им об этом. Надо детей позвать, чтобы сидели дома, да и ты никуда не выходи. Откуда я знаю, может, их головорезы взбесятся и кинутся сюда. Тот второй кинжал, что под стером1, тоже нужно достать и приготовить – на всякий случай. Надо ко всему быть готовыми. А ты не думай, если что, я рядом с тобой. Пусть только попробуют сунуться, посмотрим, чья мать заплачет. Я ничего дурного не сделала, я только отомстила. И все кругом знают, как и что было, так что те не посмеют. Вставай, иди и, как я сказала, так и сделай.

        Авдо с разбитым сердцем вышел из дома и направился к соседу. Белге открыла запертый вот уж сколько лет сундук и достала яркие одежды, в которых ходила еще до смерти Титала. Сняла траур, переоделась и принарядилась, как новая невестка. Взглянув на себя в зеркало, завязала на голове яркий платок, вдела в уши красивые серьги, подаренные мужем к свадьбе, и, довольная, направилась к стеру. Вытащила из-под него другой кинжал и положила на видное место. Потом подумала, что палка тоже могла бы им пригодиться. Поискав, нашла ее в сарае и принесла положила рядом с кинжалом. Как следует подготовилась к тому, что им, может быть, придется защищаться, и, принаряженная, так и вышла из дома.

        В деревне было тихо и спокойно. Иногда был слышен лай собак и крики играющей детворы. То и дело раздавалось кукареканье петуха, которому в ответ вторили другие. Молодые петушки тоже старались, подражая взрослым птицам, подать свой голос, но не хватало сил – он обрывался, едва успев прозвучать. Но завтра такие петушки уже станут петухами, голос их окрепнет и будет звучать по всей округе. «Козлята под корзиной не останутся», — вспомнилась Белге народная пословица, когда она услышала надрывный голос молодых петушков. «Ни козлята под корзиной не останутся, ни безвинная кровь безнаказанно не прольется», — подумала она. «Хоть бы ребеночка после себя оставил, — продолжала размышлять Белге о погибшем брате. – Пусть он был бы таким же маленьким, как эти молодые петушки, я бы сама его выходила, вырастила, чтобы род наш не прервался на корню, как прервался от руки этого ничтожества. Но ничего, он получил свое», — так рассуждала Белге и нарочно несколько раз прошла туда-сюда по двору, чтобы соседи увидели ее такой принаряженной и беззаботной. Но, как назло, никого из соседей не было видно. «И куда они все подевались?» — недовольно подумала она, оглядываясь по сторонам.

        Прошло еще немного времени, когда Белге заметила, как Авдо и их сосед напротив вышли вдвоем из дома и о чем-то разговаривали. Авдо, заметив жену, жестами дал ей понять, чтобы она заходила домой. Но Белге не сдвинулась с места. Сосед направился в сторону дома Ото, а Авдо вернулся обратно.

        — Ты чего так вырядилась и вышла во двор? Не на свадьбу ли торопишься? – в его голосе послышались недовольные и язвительные нотки.

        — Сегодня для меня настоящая свадьба, — ответила она. – По мне, так я бы и за музыкантами послала, и свадьбу бы справила.

        Муж ничего не ответил и пошел за дом, там, где играли их дети. Они возились, сооружая собачью конуру. Отец привел их домой. Но Белге не торопилась возвращаться. Ей хотелось самой убедиться в том, что горе вошло в дом Ото, самой услышать вой и причитания его родных. Услышать все это, чтобы сердце ее успокоилось. Она, не отрываясь, смотрела на соседа – вестника смерти, который поспешно вошел в дом Ото. Почти сразу оттуда донеслись дикие крики. Услышав это, Белге вернулась домой, но в комнату не вошла, а остановилась в сенях, откуда могла незаметно для окружающих наблюдать за домом Ото.

        Не прошло и нескольких минут, как жена Ото выбежала из дому и во весь голос завопила:

        — Люди!!! Горе мне и моему дому! Хозяина убили!!! – и стала бить себя по голове и расцарапывать лицо.

        Все члены семьи выбежали на улицу. Они голосили, хлопая себя по коленям, и причитали. Дочери Ото, как и мать, царапали себе лицо и рвали на себе волосы.

        Соседи на шум выбежали из своих домов. И стар, и млад – все кинулись к дому убитого. Женщины бросились к жене и дочерям Ото, схватили их за руки, не пуская истязать себя. Во дворе царила полная неразбериха, и издали было невозможно разобрать, кто что говорит.

        — Разрушился мой дом, погас очаг, дети мои осиротели, — на всю деревню голосила жена.

        У дома столпилась тьма народу: мужчины рода Ото, соседи, односельчане. Было видно, как они переговариваются, время от времени поглядывая в сторону дома Авдо. Несколько разгоряченных парней из рода Ото уже было устремились туда, но мужчины из других родов, крепко схватив их за руки, не пустили. Глава рода Ото – Авдал – выбранил их и, обернувшись к жене Ото, прикрикнул:

        — Хочешь оплакивать – делай, как полагается! Что ты разоралась? Во дворе не оплакивают покойников! Ступай домой, а там как знаешь.

        Жена замолчала и безмолвно вошла в дом. Женщины пошли следом за ней. Во дворе остались только мужчины и дети. Все обступили того соседа, который принес эту весть, и стали его расспрашивать. Он же отвечал им то, о чем ему рассказал Авдо.

        Во дворе дома Ото набралось полно народу. И только из рода Белге никого не было. Оно и понятно – эти два рода были врагами. Да и они еще сами толком не знали, кто убил Ото. Стоя у себя во дворах, они издалека наблюдали за происходящим.

        Вдруг среди всеобщего шума и суматохи раздался громкий голос Авдала.

        — А теперь послушайте меня внимательно, — властно сказал он, повернувшись к мужчинам своего рода. – Держите себя в руках. Горячность нам ни к чему. И близких своих попридержите, чтобы не натворили чего плохого. Я ясно сказал?

        Ответом было воцарившееся молчание. Всем вокруг стало ясно: глава рода не желает продолжения войны и дает об этом знать всем – и своим, и чужим.

        — Давайте зайдем внутрь, — кивнул Авдал в сторону дома Ото, — надо решить, что нам делать, — и зашел первым. Все мужчины его рода молча последовали за ним.

        После их ухода двор снова забурлил. Все расспрашивали друг друга о том, как это произошло, кто убил и где убил. Не задавался только один вопрос – «за что?» Всем и без того было ясно. Отовсюду раздавались разные домыслы и догадки, но доподлинно было известно только одно – Ото был убит. И сосед Авдо, которого все обступили, знал немногим больше всех. В который раз, отвечая на расспросы односельчан, он повторял, что убила Белге и что об этом ему сказал сам Авдо.

        — Молодец! – воскликнул один из мужчин по имени Али. – Вот это женщина! Да такая женщина стоит десяти мужчин…

        Правда, эти слова хоть и пришлись по душе всем, потому что в деревне Ото никто не любил, но никто в тот момент не посмел открыто согласиться с Али. Его характер знали все – что на уме, то и на языке. Беспокойный, вертлявый, с горящим и бегающим взглядом, он постоянно во что-то вмешивался – к месту и не к месту. Он запросто мог на чьих-нибудь  похоронах сморозить такое, что присутствующим с большим трудом удавалось удержаться, чтобы не прыснуть со смеху. Но при всем его легкомыслии упрекнуть Али в фальши и плутовстве было нельзя. Он был человеком прямым и правдивым.

        — Да, она настоящая дочь своего отца, — добавил Али, когда увидел, что все молчат и никто не собирается ему возразить.

        — Перестань, Али. Сейчас не время говорить об этом, — спокойно сказал один их толпы. — Тут человек умер, родные его убиваются, а ты подливаешь масла в огонь. Что случилось – то случилось. Ты что, хочешь, чтобы еще что-то произошло?

        — А что он такого сказал? – вмешался другой, которому явно не понравились последние слова. – Что, мир перевернулся? Ничего страшного, это же наш Али.

        — А что Али? – ощетинившись, ответил Али. – Разве я не прав?

        — Прав-то ты прав, — сказал первый, — но сейчас не время говорить об этом.

        — Я только одно знаю: такая женщина стоит целого рода, — Али особо выделил последнее слово. – Целый род не мог отомстить, а одна женщина взяла да и отомстила. Молодец! Это не женщина, это настоящая героиня, — сказал и отошел, присев на каменную скамью возле дома. Все, невольно следя за ним взглядом, молчали.

        — И как она рискнула, — покачав головой, продолжил Али. – Да, не каждый мужчина бы отважился…

        — Ради всего святого, попридержи язык. Или уходи, если не можешь молчать, — взмолился один из толпы. – И без тебя тошно. Помалкивай лучше – ведь испортишь все дело.

        — А я-то тут при чем? – пожав плечами, невозмутимо ответил Али. – Я ничего лишнего не сказал. Да ладно вам. Не хотите – буду молчать, мне-то что?

        На какой-то момент все разговоры стихли. Дети с любопытством смотрели на взрослых и тоже молчали. Из дома доносились безутешные причитания и надрывный плач.

*   *   *

                          Белге и Авдо стояли в сенях и смотрели на дом Ото. Оба молчали, и никто не отваживался заговорить первым. Их дети тихонько подошли и встали рядом. Они уже все знали, но молчали и лишь время от времени поднимали на мать удивленные глаза, словно видели ее впервые.

        Вдруг дверь дома Ото открылась, и во двор вышел Авдал, а вслед за ним и все мужчины его рода. Он послал двух молодых за волами, а несколько человек стали приводить в порядок телегу, застелили ее войлоком, положили сверху свернутый рукотканный ковер. Когда привели и запрягли волов, телега тронулась в направлении поля Ото. Толпа в полном молчании двинулась вслед за ней. Впереди всех шел Авдал.

_______________________________________________________

        1 стер – постельные принадлежности, аккуратно сложенные друг на друга и покрытые ковром; как правило, стер располагают у стены напротив двери.

 1  2  3  4  5  6  7