О КАНАТЕ КУРДО

И ПОЧЕМУ Я НЕ СТАЛ ЕГО АСПИРАНТОМ

        Был 1960 год. Канате Курдо приехал в Ереван и остановился в гостинице «Армения». В тот год вышла в свет его книга «Курдско-русский словарь». Один экземпляр он подарил мне, а другой – Качахе Мраду. В моей книге он сделал следующую надпись: «Я от всего сердца дарю эту свою книгу замечательному парню Амарике Сардару, чтобы он читал ее и знал, как богат и красив курдский язык. К. Курдо. Ереван, 4 октября 1960 г.»

        Канате Курдо был хорошим собеседником и с большим юмором. Он от души шутил с нами и заразительно смеялся. Это был честный, образованный и объективный человек, который откровенно и в лицо говорил людям об их ошибках и достижениях. Я знал, что К.Курдо – не только известный курдский лингвист, но и курдовед с широким диапазоном: он хорошо знал курдскую историю, литературу, фольклор, этнографию, и его перу принадлежали много научных работ, относящихся к каждой из перечисленных областей. Кроме того, К.Курдо подготовил более 20 аспирантов как из числа советских курдов, так и Ирака, Сирии, Европы. Все они под его руководством с успехом защитили диссертации, получили звание кандидатов филологических наук и те из них, кто жив, до сих пор работают в области курдоведения. Но больше ни один курдовед, а именно – курд по национальности, не подготовил ни одного аспиранта! Более того, некоторые из них создавали всяческие препятствия и мешали появлению среди нас новых кадров по курдоведению.

         Прошло 12 лет. Я уже работал в редакции газеты «Рйа таза», и к тому времени там было опубликовано много моих статей о различных вопросах, связанных с курдской и армянской литературой. К.Курдо снова приехал в Ереван и остановился в той же гостинице. Я и Тосне Рашид, который приходится Канате Курдо родственником, пошли его повидать. Не успели мы зайти, как он, обращаясь ко мне, сказал: «А я тебя искал. Хорошо, что ты пришел, я должен был тебя увидеть. Я прочитал в газете твои статьи о вопросах курдской литературы, и мне очень понравилось. Я хочу, чтобы ты подготовил свои дела и поступил в аспирантуру. И я готов бесплатно стать твоим научным руководителем».

        Я подготовил и передал К.Курдо свои документы. Через некоторое время от него пришел конверт, в котором оказалось два письма. Первое, небольшое, было адресовано мне, где К.Курдо кратко меня извещал, что посылает мне копию своего письма, которое он написал на русском языке и послал декану Восточного факультета Ереванского государственного университета Г.Налбандяну и Аджие Джнди. Вторым письмом оказалась та самая копия, которую я представляю читателю:

«Декану Восточного факультета

Ереванского государственного университета,

профессору Г.Н.Налбандяну,

копия профессору Аджие Джнди.

        Известно, что ныне существующее Курдское отделение при Восточном факультете Ереванского государственного университета остро нуждается в специалисте по курдской литературе.

        Учитывая то обстоятельство, что Восточный факультет Ереванского госуниверситета в ближайшие годы и своими силами не сможет подготовить такого специалиста, я решил ради наших общих научных интересов в подготовке квалифицированных курдоведов предложить Вам совместно приложить все наши усилия в деле скорейшей подготовки специалиста по истории курдской литературы.

        Наиболее подходящей кандидатурой на это поприще я считаю сотрудника газеты «РЙА ТАЗА» АМАРИКА САРДАРЯНА.

        Его перу принадлежит около ста критических статей и рецензий о творчестве курдских и армянских поэтов и писателей, о научных трудах, посвященных литературе, языку и фольклору курдского народа.

        Все статьи и рецензии А.Сардаряна производят неизменно хорошее впечатление.

        На основании этих работ и личных бесед с Амариком Сардаряном я прихожу к выводу, что в его лице мы имеем образованного и в литературном отношении достаточно эрудированного молодого человека и желающего учиться и работать в области литературоведения. Его статьи убедительно доказывают, что их автор обладает острым критическим и объективным умом и большими склонностями к научно-исследовательскому труду. Думаю, что из А.Сардаряна может получиться хороший научный работник, если будут созданы соответствующие условия для его научного роста.

        Курдский кабинет ЛО ИВАН[1] охотно зачислил бы А.Сардаряна в аспирантуру, но Сардарян не может уехать из Еревана, где проживает его семья. В заочную аспирантуру мы не можем зачислить А.Сардаряна в силу того, что не облечены правом готовить специалистов для других научных заведений. Однако нам дано право руководить аспирантами-заочниками, прикомандированными из других республик.

        Исходя из вышеизложенного, для успешного решения нашего вопроса остается два пути:

1. просить декана Восточного факультета Ереванского госуниверситета Г.Н.Налбандяна обратиться в Президиум АН СССР с ходатайством о предоставлении одного места для аспиранта-заочника в ЛО ИВАН для подготовки специалиста по истории курдской литературы для работы в Советской Армении, или
2. просить администрацию Ереванского государственного университета о зачислении А.Сардаряна в заочную аспирантуру при Восточном факультете.

        В том и другом случае я готов принять на себя руководство подготовкой А.Сардаряна.

        Думаю, что для подготовки аспиранта-заочника не потребуется больших средств.

        При положительном решении вопроса о зачислении А.Сардаряна в заочную аспирантуру вступительные экзамены могут быть организованы на месте. Вступительные экзамены содержат четыре предмета:

1. Исторический и диалектический материализм;
2. Теория литературы,
3. Иностранный язык,
4. Экзамен по специальности.

        Надеюсь и глубоко убежден, что Вы благожелательно отнесетесь к моему предложению и вместе предпримете надлежащие меры.

С глубоким уважением,

Заведующий Курдским кабинетом при ЛО ИВАН,

доктор филологических наук К.Курдоев.

Ленинград,

5 января 1972 г.»

(Оригинал хранится в моем архиве).

        Из-за этого вопроса я несколько раз ходил к Г. Налбандяну и Аджие Джнди. Они под разными предлогами так ничего и не сделали, и после этого и я, и Канате Курдо махнули на все рукой. Вот так мне и помешали заняться научной работой.
 

[1] ЛО ИВАН – Ленинградское отделение Института востоковедения Академии наук.
 

КАК И ПОЧЕМУ Я УШЕЛ С РАБОТЫ НА РАДИО

        Когда увеличили время трансляции курдских радиопередач, Микаеле Рашид, который работал тогда в редакции газеты «Рйа таза» переводчиком, уволился и перешел работать на радио (на ту же самую должность). Тем самым «Рйа таза» осталась без переводчика.

        Несколько месяцев газета не могла никого найти на это место, и однажды, когда я заглянул в редакцию, редактор Мирое Асад сказал мне:

        — Если ты придешь к нам переводчиком, я сразу же дам тебе квартиру.

        А я в то время был не женат, квартиры у меня не было, и я снимал комнату. Конечно, я согласился с предложением редактора, но мне нужно было уволиться с работы на радио, и для этого был нужен весомый аргумент, который убедил бы руководство не препятствовать моему уходу. Поэтому я в заявлении об уходе указал, что собираюсь уехать в Ленинград, жениться и остаться там жить.

        Меня вызвал к себе А.Айвазян, чтобы поговорить со мной о моем увольнении.

        — Конечно, если дело касается твоей женитьбы, то я не могу ничего сказать, — сказал он. — Я бы с удовольствием подписал приказ об увольнении любого другого нашего сотрудника, но только не тебя. Я знаю, ты не сможешь долго оставаться в Ленинграде. И знай – когда бы ты ни вернулся, в радио для тебя всегда найдется место. И если не в курдском отделе, то в армянском обязательно.

        И подписал приказ о моем увольнении (9 июля 1962 года).

         12 июля 1962 года я поступил на работу в редакцию газеты «Рйа таза» в качестве переводчика.

        Х.Мурадов пошел к А.Айвазяну и сказал, что Амарик тебя обманул, ни в какой Ленинград он не поехал, а ушел работать в газету «Рйа таза». А.Айвазян приходит в ярость и отдает своим сотрудникам приказ: «С сегодняшнего дня не давать ни одного материала от Амарика! Пусть не получает отсюда гонорары!» И действительно, я несколько раз посылал в курдский отдел мои беседы[1], но их не передавали по радио и прямо называли причину: «Айвазян запретил».

        Однажды на улице я случайно столкнулся с А.Айвазяном и поздоровался с ним. Он не ответил на мое приветствие, прошел несколько шагов вперед, потом остановился, обернулся и в гневе сказал: «Зачем ты здороваешься со мной? Я не хочу ни видеть, ни слышать тебя!»

        Конечно, я сильно расстроился из-за этого эпизода и, придя домой, написал ему личное письмо, в котором объяснил причины своего поступка.

        Когда Айвазян читает мое письмо, то вызывает к себе Х.Мурадова и говорит ему: «После этого все, что принесет Амарик, всё принимайте и передавайте по радио». (Об этом мне рассказал сам Х.Мурадов).
 

[1] Один из жанров радиожурналистики.
 

ПОДГОТОВКА РАДИОКОМПОЗИЦИЙ

        Во время моей работы на радио было подготовлено множество радиокомпозиций. Их режиссером в основном был Цолак Никогосян, а я был его ассистентом. По его поручению я подготовил композицию «Кяр и Кулик» Слемана Сыливи. Тест диктора также читал я. Я перевел несколько радиокомпозиций на курдский язык и сыграл в них. Это были «Гикор» Ованнеса Туманяна, «Дитя темной горы» и «Волк Гасо» Ваче Арутюняна, «Красная шапочка» Братьев Гримм и другие. Кроме того, я сыграл роли в следующих радиокомпозициях: «Мирза Махмуд» Качахе Мрада, «Тигран и Махмуд» Вазире Ашо, «Сисе» Мирое Асада, «Счастливая жизнь» Арабе Шамо. Режиссером двух последних радиокомпозиций был Валоде Арам.
 

«НАМ НИЧЕГО НЕ НУЖНО, КРОМЕ…»

        В 1961 году, как уже было сказано, по решению Политбюро ЦК КПСС время ежедневных курдских радиопередач было увеличено до полутора часов.

        (Шли разговоры о том, что в том решении предусматривалось не только увеличение штата сотрудников, но и превращение отдела в управление, введение штатной должности руководителя этого управления и предоставление сотрудникам квартир.

        В то время Халыт Чатоев уже освободился от обязанностей первого секретаря Талинского райкома партии и работал в ЦК Компартии Армении. Поговаривали, что в планах ЦК было назначить его на должность начальника управления курдских радиопередач. Когда Халил Мурадов узнает об этом, он идет к руководству радио и говорит: «Управление, должность его начальника и новые квартиры нам не нужны, только немного увеличьте нам штат и оставьте меня начальником отдела». Ну а руководству радио только того и было нужно: они взяли себе еще несколько штатов, а новые квартиры распределили между своими сотрудниками.

        В последнее время я где-то прочитал, как сын Халила Мурадова Темуре Халил написал, что якобы когда Мустафа Барзани был в Ереване, то его (Темура) отец попросил Барзани стать посредником для решения вопроса об увеличении времени трансляции курдских радиопередач. Но правда заключается в том, и это знают все, что Мустафа Барзани не был на радио, Халил Мурадов с ним не встречался и, соответственно, не мог об этом просить Барзани.

        Сначала по инициативе Барзани хотели, чтобы курдские радиопередачи из Еревана вещали на двух диалектах – курманджи и сорани. Но так как в Армении говорящих на сорани не было, все полтора часа предоставили курманджи). Первая дневная передача длительностью в один час начиналась в полдень, а вторая, получасовая, транслировалась вечером. К нам на работу приняли несколько новых сотрудников: Муразе Авдо, Амое Рзго, Микаеле Рашида, Маме Айлаза, Агите Джмо и других. Поменялась и моя работа: я был освобожден от должности диктора и назначен редактором-стилистом (место заместителя начальника отдела). Увеличилось количество дикторов: вместе двух теперь стало четыре – Азнива Рашид, Кяраме Сайяд, Севаза Авдо и Мирое Джангир. Вместо одной машинистки, армянки Джулик, уже работали двое – Светлана Саманд и Эмма Арам.
 

«РАЗВЕ У КУРДОВ ЕСТЬ СВОЯ МУЗЫКА?»

         У радио поменялось руководство: Левон Бабаян ушел, и на должность председателя радиокомитета был назначен Акоп Айвазян.

         Шло очередное наше общее собрание, на котором также присутствовал А.Айвазян. По всей видимости, он пока не был в курсе того, что именно Политбюро ЦК КПСС приняло решение об увеличении времени передач на курдском языке. Поэтому он в своей речи сказал следующее:

         — Это кто столько времени дал курдским передачам? Разве у курдов есть своя музыка? По радио передаются только какие-то их праздные мотивчики. Чем давать это в эфир, лучше транслировать побольше армянской музыки.

         Эти слова привели меня в крайнее бешенство. Я был молод, горяч и поэтому не выдержал и резко встал.

         — Вы правы, товарищ Айвазян. Нет музыки у того народа, который заставил вашего Комитаса написать в Европе научную работу на тему о влиянии курдской музыки не только на армянскую, но и на музыку соседних народов.

         Айвазян в ответ промолчал.

         После этого случая он неоднократно присутствовал на наших собраниях и после них часто повторял:

         — В курдской редакции есть старые, обветшавшие кадры. А есть и молодые, перспективные. Нужно выдвигать их вперед и давать им дорогу.

         Я не был членом партии. А в то время кто не состоял в партии, того не назначали на руководящие должности. Много раз секретарь парткома радио Погосян приходил, подзывал меня и говорил:

         — Айвазян сказал, пусть Амарик подготовит свои дела, мы примем его в партию.

         На что я неизменно отвечал ему:

         — У меня нет лишних денег отдавать партии.

         Я так и не стал членом компартии, пока работал на радио. (Это произошло намного позднее, в 1965 году, когда я уже работал в редакции газеты «Рйа таза». В том же году меня приняли также в Союз журналистов Армении).
 

НАШ КОЛЛЕКТИВ

         В конце 1959 года я работал диктором курдских радиопередач. Наши передачи транслировались ежедневно, их длительность составляла 15 минут в день, и начинались они в полдень.  Нас было 6 человек: Халил Мурадов, Качахе Мрад, Джасме Джалил, Шкое Гасан, Азнива Рашид и я. Халил Мурадов был заведующим отделом, Качахе Мрад – его заместителем, Джасме Джалил – заведующим музыкальным отделом, Шкое Гасан был переводчиком, а я и Азнива Рашид – дикторами.
 

КОНКУРС НА РАДИО,

ПЕРЕХОД НА ДИКТОРСКУЮ РАБОТУ

И СЛЕЗЫ МОИХ УЧЕНИКОВ

         В тот же год, в середине октября я получил одно письмо. Руководитель курдского отдела радиопередач Халил Мурадов писал мне, что место диктора свободно, и если хочешь, то можешь приехать и принять участие в конкурсе. Я поехал в Ереван, прошел конкурс, и комиссия одобрила мой голос. Председатель радиокомитета Л.Бабаян без промедления хотел взять меня на работу, но так как я работал в Алагязе учителем, сначала мне нужно было уволиться с работы в школе. А в то время только министерство просвещения имело право освобождать с работы учителей в середине учебного года, и поэтому я пошел к заместителю министра. Она отказала мне в моей просьбе, из-за чего я вспылил:

         — Я все равно не буду работать учителем, — выпалил я и вышел из ее кабинета.

         В коридоре я закурил, но очень скоро ко мне подошла секретарь замминистра и сказала, что меня зовут.

         — Ты еще молод, — обратилась ко мне заместитель министра, — и я не хочу, чтобы в истории твоей работы появилась черная строчка. Вот приказ о твоем освобождении, — и она протянула мне лист бумаги. — Иди, и счастливо тебе.

         Я вернулся в Алагяз и освободился с работы. В день моего отъезда в Ереван меня пришли проводить все мои ученики. Некоторые из них плакали, и эти слезы были самой дорогой оценкой моей работы.

         Когда я поступил на работу в отдел курдских радиопередач на должность диктора, несколько наших «товарищей», которые жили в Ереване, побывали у Л.Бабаяна и подняли вопрос, почему и на каком основании меня приняли на эту работу. На что он им ответил, что «у него хороший голос, конкурсная комиссия одобрила его, и на основании решения комиссии я и взял его на работу».
 

МОЕ ДАЛЕКОЕ БЕЗЗАБОТНОЕ ВРЕМЯ…

         В октябре, когда дни уже стали короче и похолодало, я уже не мог каждый день преодолевать немалое расстояние между моей деревней и Алагязом, где работал в школе. Поэтому я перебрался жить в дом моей тети Залхо (маминой сестры). Моим близким другом был поэт Смое Шамо, который работал врачом и возглавлял больницу в Алагязе. (В то время в селе Алагяз была больница). Котике Котик был председателем колхоза деревни Кондахсаз, и мы все трое были близкими друзьями. По субботам, после того, как у меня заканчивались уроки, мы ездили в Ереван, там расслаблялись, вкусно ели, пили, от души веселились, на ночь же оставались в гостинице, а на следующий день после полудня возвращались в Алагяз.

         Я помню, как в Алагязе как-то справляли свадьбу, и мы с Смо пошли туда. Люди танцевали, говянд ритмично двигался по незамкнутому кругу, и тут Смо со смехом мне сказал:

         — Будем считать, что ты мой приглашенный, так что я поставлю тебя во главу говянда и дам в твою честь шаваш[1]!

         Взяв мою руку, он повел меня к началу говянда, и мы оба в прекрасном настроении возглавили круг танцующих. Смо дал деньги дафчи, и тот, периодически подходя к нам поближе, взмахивал над нашими головами одной из своих барабанных палочек[2] и с азартом выкрикивал «шаваш!»
 

[1] Шаваш – деньги, даваемые музыкантам в говянде для прославления кого-либо из танцующих или гостей.

[2] Взмах над головами барабанной палочкой как бы указывает присутствующим, что шаваш был дан именно    в честь конкретного человека или группы людей (примеч. переводчика).
 

КАК МЫ СПРАВИЛИ БОЛЬШИЕ ПОМИНКИ

         Мой отец Давреше Сардар погиб во время Великой Отечественной войны. Моя бабушка и мама тоже умерли, но общие поминки по всем трем нашим усопшим мы пока не справили – тогда не было никакой возможности. Когда моему дяде удалось заработать немного денег, то разговоры о проведении поминок стали более конкретными. К тому времени я уже начал работать и свою первую же зарплату добавил к деньгам дяди. На все деньги  он купил одну корову, двух овец и водку, и вечером животных зарезали, чтобы утром устроить поминки. А ты не скажи, на следующий день в деревне должны справлять свадьбу Усыва, сына председателя колхоза Фатие Иво. И теперь Фати прислал к нам своего племянника Алихана, чтобы тот передал нам следующее: не справлять завтра поминок, потому что в этот день будет свадьба его сына. Мы сказали Алихану, что раздадим жертвенное мясо рано утром, деревня-то небольшая, и мы к 9-10 часам утра полностью управимся, а свадьба начнется в 3-4 часа дня, так что одно другому не помешает.

         Алихан ушел, но очень скоро Фати послал к нам Афо, который приходился моей бабушке племянником, и снова потребовал отказаться от завтрашнего проведения поминок. Я уже не выдержал и вышел во двор. Фати и его жена Порсор стояли у своего порога, и я, выругавшись, сказал ему:

         — Я знаю, жители Памба сделают так, как ты прикажешь, и вполне возможно, что даже не придут на поминки. Но я приготовлю жертвенное мясо на своем костре и утром на машине отвезу его в село Чобанмаз и там раздам. Ты такой грех совершаешь, не пуская, чтобы мы в своей деревне справили поминки! И пусть весь мир узнает о том, какой ты деспот и что ты творишь!

         Фати хотел было полезть в драку, но Порсор удержала его за руку и сказала:

         — Не надо, слышишь, Амо так и сделает. Он нас опозорит, — и завела мужа домой.

         Спустя некоторое время Фати снова послал к нам кого-то и через них передал: хорошо, пусть справляют свои поминки, но чтобы быстро закончили.

         Рано утром мы начали раздавать жертвенное мясо по деревне, накрыли столы и позвали мужчин. Сельчане наши пришли, посидели, и все прошло как полагается. К 10 часам утра все было закончено. В тот же день, в 3-4 часа после полудня в деревне начали справлять свадьбу Усыва.
 

КАК Я УСТРОИЛСЯ НА РАБОТУ

И МОИ ПЕРВЫЕ УЧИТЕЛЬСКИЕ ШАГИ

         В 1959 году я окончил институт. Получив направление в 7-летнюю школу села Джарджарис (Апаранский район) и назначение на должность завуча, я с этой бумагой приехал в данный район и зашел к заведующему отделом образования Саакяну. Он сказал мне, что в школе Джарджариса нет свободных мест, и вместо этого предложил мне работу в 4-летней школе села Чобанмаз. Я ответил:

         — Я не пойду в эту школу.

         — Но там твоя зарплата будет намного выше, — попытался переубедить меня он.

         — Если дело в деньгах, то сам иди туда работать, —  рассердился я и вышел из его кабинета.

         Как-то раз один из наших сельчан Аджое Хамид, узнав, что я пока не устроился на работу, предложил мне:

         — Ты ведь кадр нашей деревни. Почему не хочешь устроиться на работу в нашу семилетнюю школу?

         — Я хочу, почему бы и нет.

         — Хочешь, я поговорю об этом с Вазиром?

         Я ответил:

         — Поговори.

         Вазире Ашо, наш односельчанин и мой товарищ, на год раньше меня окончил университет и работал в нашей деревне директором школы.

         Прошла пара дней, и Аджо сказал мне:

         — Я поговорил с Вазиром. Он сказал: пусть приходит, я дам ему первый класс.

         Я наотрез отказался:

         — Нет! Я никогда не стану преподавать в первом классе. Правда, с педагогической точки зрения учить детей первого класса намного труднее, чем в старших классах. Но я не пойду, и знаешь, почему? Потому что жители Памба обязательно скажут: это как – Вазир окончил университет, вернулся и сразу стал директором школы, а Амо пришел и стал учителем первого класса? Мне этого не надо.

         Прошло некоторое время. Я поехал в Алагяз и встретился там с внуком моей тети Залхо Муразом Авдо. Он спросил меня, как решился вопрос моей работы, на что я ответил, что пока никак. Тогда Мураз предложил мне вместе съездить в Апаран и снова встретиться там с Саакяном. Мол, Саакян его товарищ, и он с ним поговорит.

         Так и сделали: мы с Муразом поехали в Апаран и направились в отдел народного образования. В приемной Мураз сказал мне: «Ты пока подожди меня здесь, а я пойду к Саакяну». Через некоторое время он вышел из кабинета Саакяна, позвал меня, и мы вместе туда зашли. Саакян встретил меня очень радушно и сказал:

         — Почему ты сразу мне не сказал, что ты Мураза родственник? Вот твой приказ, будешь работать в алагязской средней школе. 

         Возвращаясь из Апарана, я сразу же поехал в Алагяз и направился в школу. Ее директором был Агите Худо (тоже внук моей тети Залхо), и он очень обрадовался, что я буду работать в их школе.

         Я преподавал курдский язык (курманджи) у 2-7 классов и вел уроки армянского языка и литературы для 5-8 классов.

         Однажды, когда у меня был урок курманджи в 4-м классе, дверь открылась, и вошли два человека. Это были первый секретарь Апаранского райкома партии Петросян и председатель райисполкома Тоноян, и они попросили разрешения поприсутствовать и послушать мой урок. Ученики сначала растерялись и смешались, но я сумел разрядить возникшее напряжение, и урок продолжился как обычно. Во время перемены я вышел с нашими гостями в коридор, и они пожали мне руку, сказав:

         — Если таким же образом ты будешь преподавать курдский язык и нам, то мы выучим его в течение месяца.

         Я ввел своего рода одно правило, которого во время занятий неукоснительно придерживались все: на уроках курдского языка я разговаривал с учащимися только на курманджи, и они также отвечали мне только на курманджи, а во время уроков армянского языка и литературы в классе звучала только армянская речь.     

         В сентябре, когда дни еще были длинные и погода стояла хорошая, жил я в своей деревне и оттуда ходил в Алагяз на работу.