amarikesardar
ШКОЕ ГАСАН
НЕКОТОРЫЕ ПОРТРЕТЫ МОИХ СОВРЕМЕННИКОВ
ВОСПОМИНАНИЯ О ПОЭТЕ ШКОЕ ГАСАНЕ
(Отрывки из книги воспоминаний «Тоска»)
В последнее время я стал улавливать одну печальную тенденцию: наши писатели и поэты, которых уже нет в живых, постепенно подвергаются забвению. В особенности это касается тех, у кого либо нет друзей и близких, детей или других родственников, либо если таковые даже и есть, то они не так активны в деле популяризации их имени. Конечно, это плохо, и в таком случае моральная ответственность ложится на тех людей, которые были лично знакомы с этими деятелями литературы и культуры. Именно они должны донести до нынешнего и последующих поколений вклад, который внесли наши ушедшие писатели и поэты, потому что в свое время соприкасались с ними, вместе работали, знали их характер, то, какими они были в повседневной жизни, какие интересные события происходили с ними и т.д.
Мне повезло в том плане, что я не только был близко знаком и вместе работал со многими представителями нашей литературы и культуры (которых, к сожалению, сейчас уже нет с нами), но и поддерживал с ними дружеские и теплые отношения. Конечно, у каждого из них был свой уровень и не все были яркими звездами, но в целом все они в меру своих способностей и одаренности внесли свой вклад в развитие и обогащение курдской литературы и культуры. Поэтому их надо помнить, чтобы в последующем история могла оценить вклад каждого и все расставить по своим местам.
Я, как представитель того поколения (которое условно принято называть «вторым поколением», ряды которого, к сожалению, сильно поредели), считаю своим долгом рассказать нашим читателям о тех людях, с которыми был близко знаком и вместе работал. Мне хотелось бы создать у них более-менее определенное представление, и может быть, в моем рассказе не всем всё понравится или устроит, но я не могу кривить душой и пишу всё так, как было на самом деле. Конечно, в нашей истории, как в истории других народов, не все было гладко и просто: были и взлеты, и падения. Это объективные процессы, но правда превыше всего, она должна быть озвучена и по достоинству оценена. Я всегда стремился и стремлюсь именно к этому.
А вот и один из тех, кого не так часто вспоминают и по достоинству не оценивают, – это замечательный поэт и маститый знаток курдского языка Шкое Гасан. Именно о нем я хотел бы немного вам рассказать.
Шел 1959 год. Я был в деревне. К тому времени я уже знал, что Шкое Гасан устроился на работу на радио в отдел 
курдских передач. Однажды в начале очередной трансляции вместо привычного традиционного выражения «новые слова» (“xeberê teze” – именно так начинались наши передачи) я услышал что-то новенькое – «последние новости» (“deng û be’sê teze”). (Надо отметить, что формулировка «новые слова» далека от обозначения понятия новостей в курдском языке и в этом смысле в целом чужда для курдского уха). Впоследствии я узнал, что именно Шкое Гасан ввел это новшество в курдские радиопередачи.
Мне посчастливилось примерно год работать на радио вместе с Шко. Я знал, что он родился в 1928 году в деревне Джамушлу (Апаранский район, Армения). Вот как вспоминал про Шкое Гасана академик Академии наук Армении Шакрое Худо: «Мы были друзьями, шесть лет проучились в одном классе. После окончания десятилетки он избрал филологию, а я историю. Это был начитанный и знающий человек. Я всегда поражался тому, каким образом он, живя в маленькой деревне, умудряется добывать и прочитывать так много разных книг».
Шко было 5 лет, когда умер его отец, и все заботы по воспитанию детей взял на себя его дядя (брат отца) Софи. Он поднял и вырастил не только Шко, но и его брата Хамо (который впоследствии стал замечательным певцом и музыкантом) и сестру Зозан.
Шкое Гасан окончил отдел востоковедения филологического факультета Ереванского государственного университета, проработал несколько лет учителем в армянской школе в Абхазии, а в 1959 году вернулся в Ереван и поступил на работу в отдел курдских радиопередач в качестве переводчика.
Я был еще студентом, когда прочитал его замечательный очерк о курдах Армении, опубликованный в газете «Советакан Айастан» («Советская Армения»). Это был очень интересный материал, в котором, помимо всего прочего, обосновывалось его собственное мнение о происхождении слова «Джамушлу» (название его родной деревни). В частности, было указано, что это арабское слово и оно означает место, где содержат волов («джамуш» – вол, «лу» – место).
Как я уже сказал, на радио Шко работал переводчиком. Правда, переводил он медленно, но делал это так, что после него никто не мог ничего изменить: ни изъять, ни заменить хоть словечко. Курдский он знал великолепно, а во время учебы в университете был любимцем известного армянского лингвиста, академика Грачья Ачаряна. Ш.Гасан часто бывал у него дома, и когда того уволили с работы, положение Шко из-за дружеских отношений с преподавателем стало весьма незавидным. Дело дошло до того, что его вопрос несколько раз выносился на повестку дня заседаний университетского комитета комсомола.
Шкое Гасан был выдающимся нашим поэтом. Его стихи, подобные чистой и прозрачной родниковой воде, были написаны в истинно курдском духе. У него было много читателей, и когда вышла в свет его первая книга «Подснежник» (1961), в течение нескольких дней весь ее тираж был раскуплен. В последующем, еще при жизни поэта, были опубликованы еще 2 сборника его стихов: «Курдский тамбур[1]» (1965) и «Мечта сердца курда» (1970). После смерти был издан еще один его сборник под названием “Perwaza welêt” («Взлет страны»), в который вошли в основном стихи и баллады. Тема Курдистана проходит красной нитью через все те произведения, и эти порывы, исходившие из самой глубины души поэта, были совершенно искренние. Шко не мог, подобно некоторым, расчетливо использовать патриотическую тематику и, играя на этом, завоевывать себе имя и славу. Возможно, причиной тому было то, что он как никто другой чувствовал всю горечь отсутствия свободы и независимости своей родины, своего народа. У него действительно болела за это душа, и пример тому – его поэма «Мой сон».
К сожалению, наша дружба продлилась всего один год. В 1960 году Шкое Гасан поступил в аспирантуру и уехал в Ленинград (ныне Санкт-Петербург). Его научным руководителем был И.Цукерман.
Почему Канате Курдо не согласился стать его научным руководителем? Дело в том, что в то время К.Курдо написал несколько статей о правописании курдского языка, которые были опубликованы в газете «Рйа таза». Амине Авдал выступил против точки зрения Каната. Он (А.Авдал) написал и издал книгу о курдском правописании и, более того, – добился, чтобы министерство образования Армении признало эту книгу в качестве образца курдского правописания и обязало все наши образовательные структуры и прессу руководствоваться изложенными в ней правилами. (Причем надо отметить, что Амине Авдал механически перенес законы армянского языка на курдский, с чем Канате Курдо был категорически не согласен. Как можно было этнографу Амине Авдалу не считаться с мнением такого крупнейшего знатока курдского языкознания, как К.Курдоев, который еще в 1940 году защитил в области филологии кандидатскую диссертацию и всю свою жизнь занимался только курдским языком?). Кроме того, Амине Авдал и его сторонники заставили Шкое Гасана написать на эту книгу хвалебную рецензию, защитить точку зрения ее автора, а мнение Канате Курдо раскритиковать и опровергнуть. Так и было сделано: рецензия была написана и опубликована в газете «Рйа таза». Вот почему Канате Курдо не захотел стать научным руководителем Шкое Гасана.
То, о чем я рассказываю, – это не субъективное мнение, я знаю об этом, как говорится, «из первых уст». После того как К.Курдоев не согласился стать научным руководителем Шко, что в последующем стало причиной краха его научной карьеры, он часто делился со мной и горько раскаивался в том, что написал ту рецензию. Шко так и говорил: «И зачем я так сделал? Амин меня заставил, и я написал. Если бы не это, то Канат взял бы меня к себе, и я бы смог защититься, как защитились все его аспиранты!». Именно так и говорил мне Шкое Гасан, и он был прав – действительно, все аспиранты К.Курдоева (около 20 человек) успешно защитили кандидатские и докторские диссертации, тогда как все курдоведы Армении вместе взятые не подготовили ни одного аспиранта-курдоведа. Вот почему сейчас курдоведения в Армении как такового нет, так же как и нет ни одного курда-курдоведа.
Во время учебы в аспирантуре Шко заболел и несколько месяцев пролежал в больнице в Тбилиси. Потом он вернулся в Ереван и устроился на работу в сектор курдоведения отдела востоковедения Академии наук Армении. Шкое Гасан написал диссертацию, но не смог ее защитить – во время предварительного обсуждения Максиме Хамо выступил категорически против. В Ереване Шко получил квартиру, она находилась недалеко от железной дороги. Случилось так, что один из его сыновей попал под поезд и погиб. После этого Шко поменял квартиру и уехал в Тбилиси. Там же, в 1976 году, он умер.
Очень жаль, что Шко так безвременно ушел из жизни. Если бы не ранняя смерть, этот человек с его глубокими и богатыми знаниями мог бы внести в нашу культуру несоизмеримо больший вклад, не говоря уже о его поэзии. К настоящему времени опубликованы несколько сборников его стихов, и, пожалуй, все они стали для наших читателей любимыми настольными книгами. Когда в 1959 году в Армении по сценарию Араба Шамилова был снят и показан документальный фильм «Курды Армении» (на армянском языке), по поручению соответствующих органов Шкое Гасан перевел текст того фильма на курдский язык и сам его озвучил. Этот фильм на курдском языке был показан в Иракском Курдистане. Кроме того, Шкое Гасан сыграл главные роли в некоторых радиокомпозициях на курдском языке.
Однажды, когда я и Шко переводили очередной армянский текст на курдский язык, между нами вспыхнул спор по поводу одного нюанса в армянской грамматике. Кто-то из нас утверждал одно, а другой – обратное. Для решения вопроса, кто из нас прав, мы направились в редакцию армянских радиопередач. Там сидело несколько сотрудников, среди которых был также главный редактор Арутюнян. Мы без всяких предисловий задали им прямой и краткий вопрос:
— Кто из вас хорошо знает армянский?
В ответ раздался дружный хохот:
— Нет, вы только на этих курдов посмотрите! Пришли сюда и спрашивают, кто хорошо знает армянский!..
— Речь идет об одном вопросе армянской грамматики, — ответили мы и изложили, в чем суть нашего спора.
Предмет обсуждения, вызвавший разногласия между мной и Шко, был не так-то прост, и теперь, когда мы обратились за помощью к нашим армянским коллегам, спор разгорелся уже между нами и ими. Дискуссия была довольно горячей, и в итоге было признано, что из нас двоих прав оказался именно Шко.
В последующем, когда время наших радиопередач было увеличено до полутора часов, 3 редакции (армянская, арабская и курдская) были объединены в Управление, которое стало называться ИНО (т.е. радиопередачи для иностранных слушателей). В неделю раз проводилась общая для всех трех редакций летучка, и во время очередного такого собрания один из наших сотрудников выдвинул следующее предложение:
— Наши материалы в основном на армянском. Будет лучше, если сначала их редактировал бы армянин, а после этого мы переводили эти материалы на курдский.
Из присутствующих несколько человек поддержали эту идею, но начальник управления Арутюнян, тот самый, который был свидетелем нашего спора, возразил:
— Да вы что? В курдской редакции есть такие молодые кадры, которые нас самих могут поучить армянскому языку! Ну, как я возьму и сделаю такое назначение?
… Правда, вот уже много лет, как не стало Шкое Гасана, но он всегда рядом с нами. Мы, его друзья и близкие, не забываем его поэзию, мы помним, каким он был человеком и какими глубокими знаниями обладал. Отрадно то, что имя Шкое Гасана не забывают и с любовью вспоминают не только курды бывшего Советского Союза, но и те наши соотечественники за рубежом, которые являются поклонниками курдской поэзии.
2013
Читайте также ряд статей из цикла «Некоторые портреты моих современников»:
НАДО МАХМУДОВ
НЕКОТОРЫЕ ПОРТРЕТЫ МОИХ СОВРЕМЕННИКОВ
МОИ ВОСПОМИНАНИЯ
О НАДО МАХМУДОВЕ
(Отрывок из книги воспоминаний А.Сардара «Тоска»)
Я давно слышал о Надо Махмудове, но ближе узнал его тогда, когда он занимал должность Председателя Государственного комитета по хлопководству (что соответствовало рангу министра), а после этого пост министра коммунального хозяйства Армянской ССР. Это был очень известный и уважаемый во всей республике человек, и мы гордились тем, что представитель нашего народа завоевал себе большой авторитет и достиг таких высот. Вот что пишет о нем классик армянской литературы Дереник Демирчян в своем очерке «Араратская долина»: «Мы сидим в доме Надо Махмудова – наши поэты Аветик Исаакян, Наири Зарьян и я. Товарищ по национальности курд и занимает должность секретаря Октемберянского райкома партии…
В районе живет много курдов. И, конечно, не поэтому Надо взял на себя такую ответственность – работать в этом богатом районе. Это человек уверенный, мужественный и умный, все – армяне и курды – его любят.
Надо очень хорошо знает армянский язык, нашу историю, знает и любит армянских классиков, а также хорошо знает современных.
… Надо большой патриот своего, курдского народа. Он любит свой народ, знает его фольклор, желает его культурного возрождения и внимателен к каждому его шагу на пути к прогрессу.
Надо всей своей сущностью и характером являет собой пример интернационального армяно-курдского братства».
Надое Худо Махмудов родился в 1907 году в селе Харанлух Мартунинского района Армении в семье пастуха. К сожалению, сейчас этой деревни, где жили курды-мусульмане, уже не существует. Преждевременная смерть отца и все заботы о большой семье легли на плечи 10-летнего Надо, вынужденного взять в руки посох и заняться выпасом овец деревенских богатеев.
В своем рассказе-воспоминании «Моя добрая учительница» он с большой любовью и уважением пишет о своей первой учительнице-армянке, научившей его грамоте, когда он в качестве «свободного слушателя» посещал те платные уроки, которые она давала сыну богача. В последующем Надо Махмудов закончил исторический факультет Ереванского государственного университета.
В курдских деревнях и районах Н.Махмудов проделал большую организаторскую, воспитательную и просветительскую работу, на местах оказывал помощь курдским трудящимся и внес свой вклад в дело подготовки национальных кадров.
Он работал во многих партийных органах (первым секретарем Апаранского и Октемберянского райкомов партии), а в последующем более 30 лет проработал первым заместителем министра автотранспорта республики. Неоднократно
был избран депутатом Верховного Совета СССР и АрмССР. За успешную общественно-организационную работу был награжден правительственными орденами и медалями и удостоен почетного звания Заслуженный деятель культуры АрмССР.
Когда легендарный герой нашего народа Мустафа Барзани приехал в Ереван, второй секретарь ЦК Компартии Армении (к сожалению, фамилию не помню), Герой Советского Союза Саманд Сиабандов и Надо Махмудов сопровождали его в той поездке: это была курдская деревня Джарджарис (Апаранского района) и Ако (Талинского района). Надо Махмудов также пригласил Мустафу Барзани к себе домой.
Надо Махмудов умер в 1991 году и был похоронен в Ереване на кладбище в Зейтуне.
В 1997 году секция курдских писателей и Совет курдской интеллигенции Армении организовали празднование 90-летия со дня рождения Н. Махмудова. Торжественное заседание прошло в зале Союза писателей Армении, на котором присутствовало много курдских и армянских писателей и поэтов. С основным докладом выступил я.
Кроме партийной и общественной работы Н.Махмудов также занимался вопросами истории курдского народа. В 1959 году в Ереване вышла в свет его книга на армянском языке «Курдский народ». Это очень ценный исторический очерк о пройденном пути нашего народа с древнейшего периода до наших дней. Необходимо отметить, что в бывшем Советском Союзе это была первая полноценная работа об истории нашего народа.
Надо Махмудов известен также как курдский советский писатель. Его перу принадлежит много романов, рассказов, воспоминаний, которые выходили в свет отдельными изданиями. В основном он писал по-армянски, а я и Вазире Ашо переводили его произведения на курдский язык. Я не хочу сейчас писать о творческой деятельности Надо 
Махмудова (об этом я писал много, и мои статьи на армянском и курдском языках публиковались в разных газетах и журналах республики). Я хочу рассказать здесь о том, каким человеком был Надо Махмудов. Вот несколько интересных эпизодов из его жизни.
Надо Махмудов был высокий и красивый мужчина. Хороший собеседник, большой шутник, человек очень рискованный и бесстрашный.
Мы знали, что его супруга Эмма по национальности армянка. В свое время она и Надо влюбились в друг друга, но ее родители никак не соглашались отдать свою дочь замуж за курда. Поэтому Надо был вынужден похитить Эмму. После этого он несколько раз посылал посредников в дом ее родителей с тем, чтобы помириться, но те наотрез отказывались. Вот что рассказывал Надо Махмудов:
— Я был вынужден один, без никого, пойти в дом моего тестя. В лицо они меня не знали, и я принялся расхваливать перед ними их зятя, мол, это очень образованный, умный и красивый парень. На что отец Эммы мне говорит: «Ну, если бы он еще был такой, как ты, дружок, то ничего, что он другой нации». А я беру и говорю ему: «Что от тебя скрывать, что от Бога скрывать. Тот, кто похитил Эмму, это я. А теперь делайте со мной что хотите». Домашние переглянулись, улыбнулись и приняли меня как родного. Вот так мне и удалось наладить отношения с семьей моего тестя.
Когда Надо Махмудов работал первым секретарем Октемберянского райкома партии, руководство республики часто приезжало в тот район для контроля над выполнением сельскохозяйственных работ. Это были годы Великой Отечественной войны, и руководящие кадры постоянно были в разъездах и на местах воодушевляли и мобилизовали трудящихся на выполнение возложенных обязательств.
Однажды Председатель Президиума Верховного Совета АрмССР Мацак Папян приезжает в Октемберянский район, и вместе с Надо Махмудовым они направляются на колхозные поля курдской деревни Камушлу. Доехав до места, они замечают несколько работающих в поле курдянок. М.Папян хочет завоевать их симпатию и решает поздороваться с этими женщинами на их родном языке. Он просит Надо Махмудова научить его, как их поприветствовать по-курдски. Как я уже говорил, Н.Махмудов был с большим юмором и не прочь был лишний раз над кем-нибудь пошутить. И на этот раз вместо приветствия он учит Папяна отборной брани. Надо Махмудов, вспоминая эту историю, не мог удержаться от смеха:
— М.Папян подходит к тем курдянкам и все, чему я его только что научил, говорит этим женщинам. Те, естественно, приходят в бешенство и, побросав свои дела, хватают комки засохшей земли и начинают кидать ими в обидчика. Я бросаюсь наперерез и говорю им, кто такой этот человек, на что женщины в гневе мне говорят: «А чего он ругается?» Папян стоит в недоумении и не понимает, почему его приветствие вызвало такую странную реакцию. А я ему говорю: «Товарищ Папян, в курдском языке ударение играет большую роль. Если не так его поставить, то смысл полностью меняется. Я научил тебя, как нужно здороваться, но ты произнес те слова с другим ударением, и поэтому приветствие превратилось в сквернословие», — рассказывал Надо и при этом заразительно смеялся.
Надо Махмудов был добрым, честным и справедливым человеком. Он рассказывал (речь идет о начале 30-х годов), 
как в бытность его первым секретарем Апаранского райкома партии был получен приказ о том, что председатели сельсоветов должны мобилизовать своих сельчан, чтобы те со своими волами и телегами явились на работы по перевозке грузов. Ему докладывают, что председатель сельсовета одной курдской деревни арестовал собственного отца. Надо Махмудов спрашивает:
— За что?
Ему отвечают:
— Его отец не захотел выполнить его поручение.
Надо распоряжается:
— Позовите этого председателя, пусть придет ко мне.
Вскоре тот оказывается в кабинете Н.Махмудова.
— Ты за что своего отца посадил? – обращается к нему Надо.
— Потому что он не хотел идти на грузовые работы.
— А почему он не хотел?
— Потому что болел.
— Ну, раз так, — Надо поворачивается к милиционерам и говорит им, — его арестуйте, а отца освободите.
И тот председатель сельсовета несколько дней провел под милицейским арестом.
Насколько Надо Махмудов был интернационалистом, настолько и патриотом своего народа. Правда, его жена была армянкой, но всех своих троих детей (Донару, Дору и Салхедина) он воспитал в чисто курдском духе. Приведу один пример.
Старшая дочь Донара вышла замуж за армянина. Его звали Славик Сафарян, он был вторым секретарем Мясникянского райкома партии по городу Еревану. Благодаря влиянию Н.Махмудова он очень тепло и с большим почтением относился к курдам. В его рабочей библиотеке было много книг о курдской культуре, литературе и истории.
Как я уже заметил, семья, куда Донара вышла замуж, была армянской. А у армян есть такая традиция: когда обед готов и стол уже накрыт, хозяйка говорит членам семьи: «Армяне, идите кушать». В первый же день после свадьбы, когда свекровь Донары говорит домочадцам «армяне, идите кушать», все идут обедать, и только Донара не подходит к столу. Свекровь удивленно у нее спрашивает:
— Донара, почему ты не идешь?
— Ты сказала «армяне, идите кушать». А я не армянка, я курдянка, — ответила Донара.
И после этого в том доме эта фраза уже никогда не произносилась.
Донара была замечательной и душевной женщиной, очень преданной всему тому, что касалось курдов. До своего переезда в Канаду она неизменно посещала все наши курдские собрания и мероприятия.
Надо Махмудов был замечательным тамадой и украшением праздничных застолий. Я помню, в честь 80-летия Араба Шамилова был дан банкет, и тамадой был Надо Махмудов. Присутствовавший там академик Геворг Гарибджанян, который считался непревзойденным мастером в этом деле, взял свою рюмку, поднялся и сказал следующее:
— С сегодняшнего дня Надо Махмудов – тамада республики номер один. Я считаю себя его заместителем.
Вот каким человеком и общественным деятелем был Надо Махмудов, и таким он останется в памяти всех тех, кто знал его и дружил с ним. Я горд тем, что между нами (несмотря на большую разницу в возрасте) были замечательные отношения, он очень любил меня, и каждое свое новое художественное произведение приносил мне, чтобы я перевел его с армянского на курдский язык.
2013
Перевод с курдского
Нуре САРДАРЯН (Нура Амарик).
Читайте также ряд статей из цикла «Некоторые портреты моих современников»:
КАЧАХЕ МРАД
НЕКОТОРЫЕ ПОРТРЕТЫ МОИХ СОВРЕМЕННИКОВ
ВОСПОМИНАНИЯ О КАЧАХЕ МРАДЕ
(МУРАДОВЕ ХАЧИКЕ ШАБАБОВИЧЕ)
…В конце 1959 года я работал диктором курдского радио. Наши передачи транслировались ежедневно в полдень и длились 15 минут. На радио было 6 сотрудников: Халил Мурадов, Качахе Мрад, Джасме Джалил, Шкое Гасан, Азнива Рашид и я. Халил Мурадов был заведующим отделом, Качахе Мрад – его заместителем, Джасме Джалил заведовал музыкальным отделом, Шкое Гасан был переводчиком, а я и Азнив были дикторами.
Я и Качахе Мрад жили в доме Али Абдулрахмана, который бесплатно предоставил нам это жилье. Это был собственный дом, состоящий из двух комнат. До этого времени я уже был наслышан о Качахе Мраде как об известном нашем поэте, но лично познакомился с ним только тогда, когда он уволился с военной службы и переехал из Тбилиси в Ереван.
Хотелось бы в нескольких словах представить читателю, кто такой был Качахе Мрад. Он происходил из рода Мосаки, родился в 1914 году в селе Тандурак Гиадинского района Турции. Во время Первой мировой войны его семья бежала в Армению, затем переселилась в Грузию. После нескольких лет семья обратно вернулась в Армению и обосновалась в селе Нор-Гехи (бывшее село Чаткран Наирийского района). У К. Мрада было высшее русское образование, он был участником Великой Отечественной войны, долгие годы служил в Советской Армии и дослужился до звания капитана. К. Мрад был членом Союза журналистов СССР, членом Союза писателей СССР.
Это был высокий и смуглый мужчина, очень образованный человек и замечательный собеседник. То, что мы вместе жили в доме Али, позволило мне поближе познакомиться и лучше узнать этого человека. Он был не только нашим известным поэтом, но и хорошим и преданным другом. Благодаря ему наша здешняя поэзия наполнилась национальным духом, и не только. Именно он ввел в нашу поэзию курдскую ритмовку, размер и, образно выражаясь, курдское мышление. Именно под его влиянием наши известные поэты (Шкое Гасан, Ферике Усыв и др.) стали творить в чисто курдской манере, национальном духе, близком к народному творчеству. И, слава Богу, благодаря Качахе Мраду наша советская курдская поэзия стала подлинно национальной. Произведения нового поколения курдских поэтов уже были совсем не похожи на образцы нашей «поэзии» 30-х годов, которые были очень далеки от курдского менталитета и, по сути, были призывами, полными схематизма и шаблонов.
Для того чтобы было понятно, какие новшества в курдскую поэзию ввел Качахе Мрад, приведу небольшой пример:
Me’r got: kur’o, aqilbend,
Kevirê giran r’uh min stend,
De zû derxe qirarê,
Me hat wextê fitarê.
В переводе на русский четверостишие звучит так:
Сказала змея: ты ведь парень смышленый,
Всю душу мне вытряс тот камень тяжелый,
Как справиться с ним, ты придумай скорей
Фытар[1] на пороге, стоит у дверей.
А с каким глубоким чувством и поэтической грустью написана его небольшая поэма «Вздох» («K’eser»)! Такое ощущение, что это еще один образец нашего курдского фольклора.
… Качахе Мрад начал творить еще в конце 30-х годов прошлого века. Но в Армении долгое время ему не давали возможности публиковаться, несмотря на то, что в его творческом арсенале было много стихов, поэм и переводов произведений русских классиков. Поэтому он был вынужден составить и издать альманах произведений курдских поэтов Грузии под названием «Новый путь» (Тбилиси, 1958), в котором большую часть занимали его стихи и поэмы. Наконец, в 1959 году в Ереване вышел его первый сборник «Блеск» (“Şewq”), который был тепло принят курдским читателем. К этой чудесной, замечательной книге я написал рецензию под названием «Открытое письмо поэту Качахе Мраду», которая была опубликована в газете «Рйа таза» (12 ноября 1959 г.). После этого К. Мрад издал еще несколько сборников своих стихов, которые стали новшеством в нашей поэзии. Также вместе с Мирое Асадом он составил учебник «Родная литература» для 7-8 классов, в который впервые в Армении были включены некоторые стихотворения наших средневековых классиков.
… По вечерам, когда мы с ним оставались дома одни, Качах читал мне свои новые стихи. У него был том стихов
нашего классика Джагархуна, и иногда он оттуда зачитывал мне стихи (я тогда не мог читать на латинице, а он свободно читал курдские тексты и на латинице, и на арабском шрифте). Казалось, именно таким образом, постепенно, шаг за шагом, Качах и стал моим учителем курдской литературы. У него была небольшая слабость – он очень любил, когда хвалили его стихи и вообще восхищались его творчеством. Например, часто бывало так, что когда я просил его прочитать мне стихи Джагархуна, он отказывался. И тогда я немного менял тактику и говорил ему: «Прочитай-ка мне что-нибудь из своих стихов». Качах тут же менялся: на лице появлялась улыбка, его настроение поднималось, и он, не дожидаясь дальнейших уговоров, принимался читать мне свои стихи. Он заканчивал, я начинал хвалить его и услышанные стихи, он еще больше воспарял духом и, довольный, говорил мне следующее: «Ты недавно хотел, чтобы я прочитал тебе стихи Джагархуна. Так и быть, я сейчас тебе их прочту».
Качахе Мрад был очень преданным другом. Он никогда не обвинял своих товарищей в допущенных ошибках и промахах. Наоборот – всю ответственность он брал на себя и говорил: «Это я виноват». Я сам неоднократно был тому свидетелем.
В конце 50-х годов среди курдской интеллигенции ходили разговоры о том, что обе поэмы Саманда Сиабандова («Сиабанд и Хадже» и «Счастливая судьба») написал для него Качахе Мрад. Когда я спрашивал его об этом, он улыбался и отвечал: «Нет, я только помог ему». Зная характер К.Мрада, я догадывался, какая это была «помощь».
Он был активным сторонником советского строя. При нем невозможно было и заикнуться о недостатках советской системы: он начинал сердиться и говорил: «Вы неблагодарные». Я хорошо помню, как однажды на собрании секции курдских писателей, когда обсуждался первый сборник нашего молодого поэта Тосне Рашида, Качахе Мрад в качестве недостатка этой книги отметил следующее:
— Когда ты говоришь «солнце светит», ты обязательно должен сказать: «советское солнце светит еще ярче».
В тот момент я не удержался и подал реплику:
— Хачик Шабабович, так говорят хунвэйбины!
Конечно, это были уже крайности, но Качахе Мрада нельзя было винить – время было такое.
Несмотря на подобные небольшие недостатки, которые у него были, в целом он был хорошим человеком и к тому же очень щедрым. Я помню один случай, который произошел в то время, когда мы оба уже работали в редакции газеты «Рйа таза». Он был ответственным секретарем, и когда редактор Мирое Асад был в отпуске, ответственным за выпуск газеты был он. Тогда у нас работал еще Шарафе Ашир, и один армянин, его знакомый, принес свою статью, которую опубликовали в одном из номеров «Рйа таза». После этого тот товарищ Шарафа решил отметить это событие и пригласил меня, Качахе Мрада и Шарафа в ресторан «Арарат». Принесли меню, и Качах взял его и сам стал делать заказ. Когда тот армянин увидел, какие блюда и напитки выбирает Качах, весь напрягся и сжался. Качах, почувствовав его состояние, спокойно сказал ему: «Ни о чем не думай, расслабься, все в порядке». После того, как наш ужин был окончен, Качах не пустил, чтобы тот армянин даже вытащил кошелек, и сам закрыл весь счет.
… В конце 40-х – начале 50-х годов в Закавказском военном округе был отдел, который занимался курдским вопросом. Его главой был Вазире Надри (после его смерти был назначен Олег Вильчевский), и работали там Качахе Мрад, Мороф Мамедов, Адое Джанго, Г. Акопов и др., которые готовили документы для военного руководства. Этот отдел работал несколько лет. К. Мрад сам мне рассказывал, что за время работы в этом отделе он приносил домой копии многих важных документов, касающихся курдского вопроса. Доверчивый и непосредственный по характеру, К. Мрад поделился этим с одним тбилисским курдом из рода Ути (Utî) Бахчое Иско, и однажды, когда между ним и Бахчо завязался спор по одному литературному вопросу, тот сказал Качаху следующее:
— Ты забыл, какие документы хранишь у себя дома? А если об этом узнают соответствующие органы?
Была зима. Качах вернулся с работы домой и в тот же вечер, сидя у печки, до самого утра сжигал все документы. Он ничего не оставил и сжег все до единого. «Вот, из-за одного такого предателя какой большой ущерб понесла наша история, — с тяжелым вздохом говорил Качах, рассказывая мне об этом эпизоде. – Ведь большинство тех документов были о Мехабадской Республике и приезде в СССР группы Мустафы Барзани».
В 50-х годах этот отдел был закрыт, и Качахе Мрад остался без работы. Тогда в Тбилиси у него была квартира, и он, оставив там жену и детей, приехал в Ереван, чтобы в одном из очагов курдской культуры найти себе работу. Но чего только он ни делал, куда только ни обращался, никто не брал его на работу. Ему ничего не оставалось делать, как ходить в редакцию газеты «Рйа таза» и все свое свободное время проводить там. Именно в тот период и появился его перевод на курдский язык Конституции СССР 1936 года.
Надо сказать, что еще до перевода им Конституции в Ереване вышел в свет сборник произведений курдских советских поэтов (1954). Качахе Мрад написал на эту книгу резкую рецензию и послал ее для публикации в редакцию газеты «Рйа таза». Конечно же, эта рецензия не была опубликована, и двое из тех, кто в ней был подвергнут резкой критике, в то время работали в редакции, они знали об этом и возненавидели Качаха. Это были люди из рода Ути (Аджие Джнди, Амине Авдал и Джасме Джалил), которые принялись обливать К. Мрада всякой грязью и клеветой. (В то время родоплеменные отношения среди курдов-езидов были очень сильны, и каждый считал себя ответственным за весь свой род. Поэтому люди из одного рода быстрее находили между собой общий язык, объединялись и вместе работали). Кроме того, они делали все, чтобы никто, кроме них, не занимался вопросами курдской литературы и курдоведения. Вот поэтому Саиде Ибо и Карлене Чачани написали одну статью и опубликовали ее в газете «Авангард». Она называлась так: «Пора заканчивать с Тройкой!» (Под «Тройкой» подразумевались печально известные и функционировавшие в 1937 году суды, состоявшие из 3 человек, которые проводили судебные процессы, длившиеся не более нескольких часов и на которых решались судьбы многих и многих людей.). И в этой статье говорилось о том, как эти трое представителей рода Ути (H’ecî, Emîn, Casim) делают все, чтобы чинить всяческие препятствия молодым кадрам, и никому не дают дорогу. (Отмечу, что они способствовали продвижению и карьерному росту людям только из их рода. Для представителей же других родов ворота литературы и курдоведения были закрыты. Однако со временем ситуация в области литературного творчества стала меняться: в 1954 году в Ереване открылось курдское радио, а в 1955 году газета «Рйа таза» вновь стала выходить в свет. В этих обоих очагах культуры сформировались коллективы, где работали люди из разных родов. Именно это обстоятельство послужило выдвижению новых имен в курдской литературе советского периода. Однако в области курдоведения ситуация складывалась иначе и со временем повлекла весьма плачевные последствия. Дело было в том, что двое из вышеупомянутой «тройки» имели ученую степень, но они не только не подготовили ни одного кадра, но и сделали все, чтобы помешать появлению новых специалистов-курдоведов, в то время как один только Канат Курдоев (Ленинград) подготовил около 20 аспирантов, которые в последующем все стали курдоведами – кандидатами и докторами. Именно поэтому на сегодняшний день в Армении нет курдских кадров-курдоведов и курдоведения в целом, и это тогда, когда курдоведение как отдельное научное направление начало формироваться в Армении еще в 30-е годы. А что мы имеем сейчас? А сейчас мы имеем то, что со смертью в этом году последнего представителя этой специализации курдоведение в Армении как наука полностью прекратила свое существование).
После долгих мытарств Качахе Мраду ничего не оставалось делать, как пойти в ЦК Компартии Армении. На приеме у завотделом агитации и пропаганды Г. Айряна он представил ту характеристику, которую ему дал главнокомандующий Закавказским военным округом. Когда Г. Айрян прочитал эту характеристику, то очень удивился и сказал Качаху: «Как же так? А некоторые из ваших приходят сюда и очень плохо говорят о тебе… Но я не могу не учитывать мнение главнокомандующего Закавказским военным округом. Иди, с завтрашнего дня ты будешь работать в радио, в курдском отделе».
Так и случилось. Качахе Мрад около двух лет проработал в курдском отделе радио. Потом, когда Шакрое Худо ушел из газеты и перешел на работу в академию, редактор «Рйа таза» Мирое Асад взял К.Мрада на работу в качестве ответственного секретаря. Позже, когда штат сотрудников газеты были увеличен, Качах стал заместителем редактора.
Я счастлив тем, что около 20 лет мы с Качахе Мрадом проработали вместе, бок о бок – с 1959 года до самой его смерти в 1979 году. В редакции газеты «Рйа таза» мы работали в одном кабинете, и когда его не стало, я так и не пустил, чтобы кто-то из сотрудников занял его рабочее место. Так длилось до тех пор, пока редакция из старого здания (по ул.Исаакяна, 14) не переехала в новое. Я и до сих пор не могу смириться с его смертью, и меня не покидает ощущение, что я потерял самого близкого своего родственника. Вот как это было.
Шел 1979 год. Мы стали замечать, что К. Мрад на протяжении последних месяцев часто стал засыпать на рабочем месте и на собраниях коллектива. Это было как раз то время, когда сын Качаха Ваган женился и у него родился ребенок.
Как-то я спросил у Качаха:
— Ты высыпаешься? Может, сын Вагана плачет по ночам и не дает тебе спать?
На что он ответил:
— Нет, мальчик не плачет, он спит спокойно. Я и сам не знаю, почему меня все время клонит ко сну.
То, что Качах засыпает на рабочем месте и на собраниях, заметил и редактор Мирое Асад. Такое поведение К. Мрада выглядело очень странным, потому он был человеком очень дисциплинированным, подтянутым, солидным и никогда не позволял себе ничего подобного. В очередной раз, когда я увидел, как он, оставив недописанным текст, снова заснул за рабочим столом, то не на шутку встревожился и пошел к редактору. М. Асад, выслушав меня, встал и сам пошел в наш кабинет. К тому времени Качах уже проснулся. Мирое Асад сказал ему:
— Вставай, редакционная машина как раз свободна, поезжай домой, ложись отдохни. Сегодня пятница, в выходные как следует отдохнешь и в понедельник выйдешь на работу.
К. Мрад возразил:
— Нет, не надо, у меня осталось совсем чуть-чуть, сначала переведу оставшийся текст и потом уйду.
Но Мирое Асад был настойчив:
— Нет, ничего, оставь, Амарик доделает. Ты иди.
К. Мрад уехал домой. Но в понедельник его на работе не оказалось. Мы позвонили ему домой, чтобы узнать, что случилось. Он сам взял трубку и сказал, что врачи посоветовали ему лечь в больницу. «Завтра я пойду и лягу в больницу», — сказал он, и, как оказалось, это были последние слова, которые мы слышали от нашего товарища.
Прошло два дня. Был день выпуска газеты. М. Асад сказал мне: «Когда газета будет готова, поедем навестить Качаха». Мирое Асад сидел в своем кабинете и читал готовящиеся к верстке страницы. Я был в коридоре. Вдруг я увидел, как в помещение вошел родственник К. Мрада Дживане Мшир. Он подошел ко мне и со слезами сказал: «Ты знаешь, мой дядя Качах умер». Я застыл на месте. Когда я немного пришел в себя от шока, то направился в кабинет редактора и сказал ему об этом. М. Асад поразился и, казалось, отказывался верить в услышанное. Потом все же решил: «Вставай, поедем, я не могу больше ничего читать. Поедем в больницу». Мы сели в машину редакции и поехали. Войдя в отделение больницы, мы увидели, как его жена Раиса и сын Ваган с плачем спускаются по лестнице… Все было понятно без слов… Мы с Мирое Асадом поднялись наверх и поговорили с врачами. Они нам сказали, что причиной его смерти стали последствия старой раны, в результате которых в его организме начал накапливаться азот. (Я давно знал, что во время Великой Отечественной войны Качахе Мрад был ранен и в его бедре застряла пуля, которую доктора не стали извлекать. Именно эта пуля и стала причиной постоянного увеличения азота, и именно из-за этого Качахе Мрада постоянно клонило ко сну).
Через два дня прошли достойные похороны нашего товарища с участием всех представителей нашей интеллигенции, работников ЦК Компартии Армении, всех творческих организаций и, конечно же, многочисленной родни покойного. Тело Качахе Мрада отвезли в Нор-Гехи и там предали земле. Умер он 4 декабря 1979 года.
… Жена К. Мрада была армянкой, и курдского языка она не знала. Не знали курдского и двое их сыновей – Алик и Ваган (в окружении его иногда называли Ваник). И однажды Качах сказал мне вот что:
— Амарик, ты ведь знаешь, что мои сыновья не знают по-курдски. Поэтому я хочу, чтобы после моей смерти именно ты взял бы на себя решение всех вопросов, связанных с моим литературным наследством.
На меня эти слова сильно подействовали, и я ему возразил:
— Ну что ты такое говоришь? Слава Богу, ты жив-здоров, и не надо таких разговоров.
Но Качах стоял на своем:
— Это тебе мой наказ.
К сожалению, так и получилось: после его смерти мне действительно пришлось взять в свои руки решение
вопросов, связанных с его литературным наследством. Я собрал его неизданные произведения, подготовил весь сборник, снабдил его большим предисловием и в 1981 году опубликовал его под названием «Что я увидел» (“Min çi dît”). Было бы несправедливым не упомянуть о том, с каким огромным трудом мне удалось выпустить в свет эту книгу. В то время Джасме Джалил работал в издательстве «Советакан грох» («Советский писатель»), и он делал все для того, чтобы книга покойного К. Мрада не увидела свет. Между мной и им шла настоящая война, и в итоге благодаря моим усилиям и справедливой и честной позиции руководства издательства последняя книга Качахе Мрада все же была опубликована. Именно поэтому младший сын К. Мрада Ваник Мурадов в знак благодарности подарил мне эту книгу с вот какой надписью: «Амарике Сардару, лучшему другу семьи и отца, на вечную память от семьи покойного Хачика Мурадова с любовью и уважением. Ваник Мурадов. Ереван, 1981 год»…
[1] Фытар (fitar) – окончание поста, разговенье.
Читайте также ряд статей из цикла «Некоторые портреты моих современников»:
НОВЫЙ ПАСПОРТ И ГРАФА «НАЦИОНАЛЬНОСТЬ»
МОИ ДАЛЕКИЕ СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ…
НОВЫЙ ПАСПОРТ
И ГРАФА «НАЦИОНАЛЬНОСТЬ»
Я был на 2 курсе (речь идет о 1956 годе), когда истек срок моего паспорта. Нужно было отнести и сдать его в паспортный стол Спандарянского района Еревана, чтобы взамен получить новый. В назначенный день я направился туда и, получив паспорт на руки, открыл его, внимательно посмотрел, все ли в порядке, и вдруг вижу: в графе «национальность» написано «езид». Я обратился к начальнику паспортного стола и сказал, что в моем паспорте допущена ошибка.
— Какая ошибка? – спросил он.
— Мою национальность написали неверно, — ответил я.
— А какой ты национальности?
— Я курд.
Начальник позвал своего секретаря.
— Принеси его старый паспорт, — распорядился он.
Та вышла и скоро вернулась с моим старым паспортом. Начальник взял его, открыл, нашел соответствующую графу и повернулся ко мне:
— Дорогой товарищ, все верно, здесь твоя национальность указана как езид.
А я ему в ответ:
— Это в Апаране не разбирают – где вера, а где национальность. Да, по вере я езид, но по национальности курд.
Начальник оказался человеком понятливым, и, взяв мой новый, но уже «бракованный» паспорт, сказал:
— Приходи через несколько дней, твой новый паспорт будет готов.
Когда я забирал мой новый паспорт, там в графе «национальность» уже было записано «курд».
Читайте также по этой теме:
ЛИШЬ БЫ НЕ В СИБИРЬ…
РАЗНЫЕ ЭПИЗОДЫ
Я хорошо помню, как один курд Байлоз Разгоев, бывший сотрудник КГБ, который в свое время посадил многих курдов в тюрьму, вышел на пенсию и стал заниматься написанием «художественных» произведений.
Однажды редактор газеты «Рйа таза», где я работал, Мирое Асад позвал меня, протянул какую-то исписанную тетрадь и сказал:
— Это принес Байлоз, посмотри, стоит ли это публиковать или нет.
В тетради оказалась как бы «поэма» о курдском революционере Карапете Джано. Я пошел к редактору и сказал ему, что написанное в тетради не имеет никакого отношения к художественному слову.
Мирое Асад сказал мне:
— Ради Бога, пожалуйста, ты сам напиши что-нибудь об этом революционере, и под именем Байлоза опубликуем этот материал. Иначе он не оставит нас в покое.
Я так и сделал: используя разные источники, от его имени написал статью про Карапете Джано, которую мы напечатали в ближайшем номере газеты «Рйа таза». После публикации этой статьи Байлоз Разгоев пришел на меня с войной.
— Почему ты не опубликовал мою поэму? Ведь редактор поручил ее тебе???
— Не поручил мне, а написал на меня, а это большая разница! Когда пишут на кого-то, это еще не означает, что материал обязательно должен быть опубликован. Это значит, что редактор поручает сотруднику ознакомиться с материалом и представить свое мнение. Что я и сделал.
Я пытался объяснить ему, как работает редакция в подобных ситуациях, но он продолжал спорить и не хотел ничего слушать. Вконец, разозлившись, я сказал ему:
— Если хочешь знать, твоя поэма – это не произведение, это вообще нечто такое, которое и близко не стоит к художественному творчеству. Ты мне еще спасибо скажи, что я написал тебе статью про Карапете Джано и что ее опубликовали в газете под твоим именем!
После этого он возненавидел меня и не упускал ни одного случая, чтобы не подколоть меня.
Прошло несколько лет. Я помню, как на собрании секции курдских писателей обсуждалась «поэма» Тагаре Амара. Во время обсуждения мы, как говорится, камня на камне не оставили от этой «поэмы». Шакрое Худо обратился к автору и сказал следующее:
— Тагар, ты бесподобно играешь на свирели. Ну, какое тебе дело до науки и художественного творчества? В истории нашей культуры ты останешься как замечательный исполнитель игры на свирели (blûrvan). Продолжай в том же духе, и это принесет нашей культуре гораздо больше пользы, чем эти твои занятия наукой и творчеством.
Я и несколько моих товарищей тоже очень резко раскритиковали обсуждаемую «поэму». Под конец Тагаре Амар взял слово и, разведя руки в стороны, смиренно сказал:
— Ну, что мне сказать?.. Разрушительная бригада Амарике Сардара разнесла мою поэму в пух и прах…
В итоге секция приняла решение не публиковать эту «поэму». Когда собрание закончилось, Байлоз Разгоев подошел ко мне, похлопал меня по плечу и как бы в шутку сказал:
— Я пошлю тебя в Памб (имеется в виду Курдский Памб – родное село А.Сардара – прим. переводчика).
Я ответил:
— Лишь бы ты не послал меня в Сибирь, а в Памб не нужно, я и сам могу туда добраться.
Он понял, на что я намекаю, весь напрягся, но ничего не ответил.
Впоследствии я неоднократно убеждался в том, что Байлоз Разгоев до самой смерти так и не забыл историю своей «поэмы» и использовал любую возможность, чтобы отпустить в мой адрес всякие ехидные колкости.
Читайте также по этой теме:
«КЛЯНУСЬ МАМОЙ…»
РАЗНЫЕ ЭПИЗОДЫ
«КЛЯНУСЬ МАМОЙ…»
Один из представителей нашей интеллигенции, который был женат на армянке, узнав, что я в очередной раз собираюсь отдохнуть в санатории, предложил мне поехать туда вместе с его сыном. Конечно, я согласился, и мы поехали в тот санаторий Армении, куда я ездил каждый год. Все сотрудники санатория знали, что я курд, и об этом очень скоро узнавали все отдыхающие. В первые дни я и тот сын представителя нашей интеллигенции жили в одной комнате, вместе выходили, гуляли, шли в столовую, одним словом, держались рядом. Многие спрашивали меня про него:
— А кто это?
И я отвечал:
— Это сын нашего … (и я называл известное многим имя, услышав которое, все понимали, что приехавший со мной парень по национальности курд).
Прошло несколько дней, и сын представителя нашей интеллигенции познакомился и сблизился с несколькими молодыми армянами, которые отдыхали в том же санатории. Мы, как раньше, уже не выходили вместе, потому что у него появилась другая компания. С ней он и проводил все свое время и каждый раз возвращался в нашу палату поздно ночью.
Однажды, когда минуло за полночь, он буквально вбежал в нашу комнату, устремился к своей тумбочке, открыл ее и стал в ней что-то искать. Я уже лежал в постели, но еще не спал.
— Что ты ищешь? – спросил я.
— Свой паспорт, — ответил он, продолжая копаться в тумбочке.
— А зачем этой ночью тебе понадобился твой паспорт?
— Я хочу отнести и показать его своим друзьям, чтобы они знали, что я не курд, а армянин.
Видимо, в его паспорте, в графе «национальность» было написано «армянин».
Я разозлился и сказал ему:
— Ты что, взял национальность не отца, а матери? Дело, конечно, твое, но знай, что наш народ не очень-то проиграет от этого. Наша история знает так много примеров потери своих славных сыновей, выступающих под именем другой нации, что одним больше или одним меньше – уже не имеет никакого значения. Слава Богу, у нас много великих и известных людей, и нас знает весь мир. И ты не тот человек, чтобы люди, судя по тебе, составляли о нас мнение.
Он, конечно, пропустил мои слова мимо ушей, взял свой паспорт и выбежал из комнаты.
В ту ночь я долго не мог успокоиться, и мне вспомнилось, как он, когда хотел кого-то в чем-то убедить, всегда клялся именем не отца, а матери. (У армян принято клясться именем матери только в том случае, когда отца нет в живых или он малоизвестен – прим. автора). Утром я не выдержал и сказал ему:
— Ведь вся республика знает твоего отца! Но, видно, для тебя это не имеет никакого значения, и поэтому ты клянешься не его именем, а именем матери, которую никто не знает…
Между нами вспыхнул спор, и после этого мы уже жили в разных комнатах.
Читайте также по этой теме:
ЧЬЯ ЖЕ ЭТО МЕЛОДИЯ?
РАЗНЫЕ ЭПИЗОДЫ
ЧЬЯ ЖЕ ЭТО МЕЛОДИЯ?
Это произошло в 1970 году. Я тогда лежал в больнице. Армянский режиссер Вардазарян (а мы с ним были знакомы) тоже болел и лежал в той же больнице. Между нами были хорошие отношения, и он знал, что по национальности я курд.
Однажды, когда я в палате был один, дверь открылась, и зашел Вардазарян.
— Вставай, пойдем в фойе, — сказал он мне.
Я спросил его:
— А что случилось?
— Пойдем, и ты узнаешь, — ответил режиссер.
Мы вышли в фойе. По телевизору передавали танцевальные мелодии, и сидевшая вокруг телевизора группа армян смотрела передачу.
Вардазарян при всех спросил у меня:
— Чьи это мелодии?
— Наши, курдские, — уверенно ответил я.
Несколько человек из присутствующих с негодованием возразили:
— Нет, это наши, армянские мелодии!
И я ответил им:
— Ну, если это ваши мелодии, тогда сделаем вот что: я один, а вас несколько, давайте станцуем под эти мелодии. Кто из нас сможет станцевать, значит, его и музыка.
Я приподнял руки, как если бы танцевал в нашем говянде, и стал в такт танцевать.
Из присутствующих никто не сдвинулся с места. Оно и было понятно – они просто не могли образовать говянд и начать танцевать в такт этой музыке.
Вардазарян повернулся к ним и сказал:
— А когда я вам говорил, что это курдские мелодии, вы мне не верили!
Вардазарян был армянином из Тбилиси.
Читайте также по этой теме:
ИЗ КОМНАТЫ БАНЩИКОВ
НЕСКОЛЬКО ИНТЕРЕСНЫХ ЭПИЗОДОВ ИЗ РАБОТЫ
НА КУРДСКОМ РАДИО
ИЗ КОМНАТЫ БАНЩИКОВ
Телефон был на моем письменном столе. Очень часто бывало так, что звонили попусту, дурачились и морочили нам голову. Однажды утром раздался очередной звонок, и я поднял трубку. На том конце провода спросили по-армянски:
— Откуда это?
Поскольку именно с подобных слов начинались бесконечные и бессмысленные издевки по телефону, я разозлился и выпалил:
— Из комнаты банщиков!
Трубку повесили. Уже ближе к концу рабочего дня снова раздался звонок, и уже по-курдски спросили:
— Откуда это?
Я ответил:
— Из редакции курдских радиопередач.
— И не стыдно вам? – вдруг услышал я. – Сегодня утром мы позвонили по этому номеру, а вы ответили, что «это из комнаты банщиков». Мы приехали из Тбилиси и хотели бы прийти в вашу редакцию, но теперь уже не придем, нам надо возвращаться обратно.
Мне стало неловко, и я стал оправдываться:
— Извините, но я не виноват. Очень часто сюда звонят, задают тот же вопрос, причем говорят по-армянски и потешаются над нами. Вот почему, когда вы обратились ко мне по-армянски с этим вопросом, я решил, что это снова те глупые, бессмысленные звонки…
Читайте также по этой теме:
СИНХРОННЫЙ ПЕРЕВОД
НЕСКОЛЬКО ИНТЕРЕСНЫХ ЭПИЗОДОВ ИЗ РАБОТЫ
НА КУРДСКОМ РАДИО
СИНХРОННЫЙ ПЕРЕВОД
Однажды нам принесли на армянском языке какой-то важный текст в одну страницу и сказали, что это нужно сегодня же передать по радио. А время начала наших передач уже подошло, был прямой эфир, и сделать перевод мы никак не успевали. Я взял текст на армянском и прошел в кабину дикторов. Сев перед микрофоном, я смотрел на начальный текст, молниеносно, прямо с ходу переводил его в своей голове и тут же на курдском зачитывал его вслух без каких-либо заминок и пауз, так, как если бы передо мной лежал лист с отпечатанным заранее текстом на курдском языке.
Читайте также по этой теме:
НЕ ТО ГЕРОИ, НЕ ТО РАЗБОЙНИКИ
НЕСКОЛЬКО ИНТЕРЕСНЫХ ЭПИЗОДОВ ИЗ РАБОТЫ
НА КУРДСКОМ РАДИО
НЕ ТО ГЕРОИ, НЕ ТО РАЗБОЙНИКИ
Помнится мне, как по плану я должен был подготовить один материал – беседу о наших героических песнях. Я написал, и в тот день эту беседу должны были передать по радио. До начала передачи оставалось очень мало времени, как ко мне пришли и сказали, что заместитель председателя радиокомитета А.Симонян распорядился срочно перевести этот материал на армянский язык и принести ему. Я и Шкое Гасан с лихорадочной поспешностью сделали перевод на армянский, напечатали на машинке, и очень скоро я уже был у Симоняна. Он сказал мне:
— Садись и подожди, пока я прочитаю.
Он прочел, пожал плечами и, протягивая мне листы с текстом, сказал:
— Очень хороший материал. Мы можем также передать его и на армянском языке. А как ко мне пришли и сказали, что ты прославляешь и воспеваешь разбойников, убийц и бандитов? Ничего подобного тут нет! Сегодня же дайте это в эфир. Ты еще молод, но знай, что недоброжелателей у тебя хватает.
В тот же день эта беседа была передана по радио.
Читайте также по этой теме: