amarikesardar
«НАЧИНАЕМ ПЕРЕДАЧУ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ…»
НЕСКОЛЬКО ИНТЕРЕСНЫХ ЭПИЗОДОВ ИЗ РАБОТЫ
НА КУРДСКОМ РАДИО
«НАЧИНАЕМ ПЕРЕДАЧУ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ…»
Однажды я и Азнива Рашид (автор воспоминаний и Азнива Рашид в то время работали дикторами на курдском радио – прим. переводчика) сидели в комнате дикторов. До начала передачи оставалось еще некоторое время, и мы, коротая ожидание, разговорились. Речь зашла о русском языке, и мы порассуждали на эту тему. Потом подоспело время начала передачи, и мы заняли свои места в дикторской кабине. К слову сказать, было принято, чтобы именно женщина-диктор начинала первой. Азнив включает свой микрофон и на курдском языке говорит:
— Дорогие радиослушатели! Мы начинаем нашу передачу на русском языке…
Я тут же выключаю свой микрофон и, не в силах сдерживать хохот, еле из себя выдавливаю:
— Сестра Азнив, что ты натворила?
А она растерянно смотрит на меня и ничего не отвечает. Я же задыхаюсь от смеха и не могу остановиться. Ну, куда мне в таком состоянии что-то читать? И, оставив перед ней свой текст, я сквозь душивший меня смех говорю ей:
— Хоть убей, но я не могу в таком состоянии читать, продолжай сама, — и стремительно покидаю кабину дикторов.
Подобные оговорки в дикторской практике случались, причем нередко. Один такой курьезный случай произошел и со мной. В то время было принято передавать по радио указы Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания «Мать-героиня». И однажды, читая приказ о том, что такая-то курдянка родила и вырастила 10 детей, я ошибся и вместо 10-ти сказал «сто»: «Она родила и вырастила 100 детей». К счастью, я тут же спохватился и исправил свой ляп.
Читайте также по этой теме:
БОРЕЦ ЗА МИР И МОРАЛЬ
НЕСКОЛЬКО ИНТЕРЕСНЫХ ЭПИЗОДОВ ИЗ РАБОТЫ
НА КУРДСКОМ РАДИО
БОРЕЦ ЗА МИР И МОРАЛЬ
После этого случая прошло несколько лет. В секции курдских писателей обсуждался вопрос публикации сборника произведений Усыве Бако. Качахе Мрад резко раскритиковал стихотворение «Мир» и сказал, что оно очень слабое. И Усыве Бако не нашел ничего лучше, чем сказать:
— Ты что, против мира?
Присутствующие громко рассмеялись.
— Нет, я не против мира, — ответил Качахе Мрад, когда смех в зале немного стих. – Я лишь против твоего слабого стихотворения.
А еще я помню вот какой случай. Наш известный певец Шарое Бро пришел в отдел курдских радиопередач, и там в его исполнении записали любимую всеми песню «Хакимо». Худсовет должен был принять решение: включать эту песню в фонд радио или нет. Состоялось заседание, на котором все выступившие (а взяли слово многие) дали высокую оценку этой песне. Потом с места поднялся Усыве Бако, который сказал, что песня «аморальна» и «как мы можем передать по радио песню, в которой есть такие строки:
Я подарю хакиму нашей семьи
Свои нежные четырнадцатилетние прелести».
— Получается так, что мы пропагандируем подобные аморальные высказывания четырнадцатилетних девочек, — сказал Усыве Бако и добавил: — Я категорически против, чтобы эта песня была включена в фонд радио.
Хорошо, что это предложение не прошло, и худсовет принял положительное решение. И с тех пор эта песня передается не только по курдскому радио в Ереване, но и всеми курдскими радиостанциями. Это любимая песня нашего народа, и она популярна везде, где могут слушать курдскую музыку и наслаждаться ею.
Читайте также по этой теме:
ПИСЬМО ИЗ ЛАЛЫША
НЕСКОЛЬКО ИНТЕРЕСНЫХ ЭПИЗОДОВ ИЗ РАБОТЫ
НА КУРДСКОМ РАДИО
ПИСЬМО ИЗ ЛАЛЫША
Мы получили из Лалыша письмо. В конверте также оказалась фотография группы езидов, которые пришли к святыне. Все были босиком и в белых одеждах.
В письме рассказывалось про одного езидского священника (qewal), который до 1917 года приехал в Армению, но обратно так и не вернулся. Написавшие письмо интересовались: знаем ли мы что-нибудь про этого священника, жив он или нет? Надо сказать, что мы были в курсе этой истории: такой человек действительно прибыл в Армению, но потом, когда границы закрылись, не смог вернуться обратно и здесь и умер.
В письме также просили, чтобы один из наших шейхов выступил по радио. Для решения этого вопроса завотделом курдских радиопередач Халил Мурадов позвал несколько представителей нашей интеллигенции и на встрече рассказал, что, мол, вот такое получено письмо и в нем содержится такая просьба.
— Что вы об этом думаете? – спросил он.
Несколько человек выразили свое мнение, но что они говорили, к сожалению, я уже не помню. А я был молод, совсем недавно устроился туда на работу, и с горячим пылом вмешался в спор и предложил собравшимся вот что:
— Ведь наш Атаре Шаро[1] тоже шейх. Ну, так давайте напишем такой текст, который нас устроит, дадим ему, пусть зачитает по радио.
Я помню, как Усыве Бако, который, кстати, тоже был шейхом и членом Верховного суда Армении, резко возразил:
— Как мы можем дать микрофон советского радио в руки какому-то шейху?
На том и порешили, что шейх по радио выступать не будет. А то письмо из Лалыша так и осталось без ответа.
[1] Атаре Шаро (1901-1974) – езидский шейх, поэт, автор 3-х сборников стихов: «Первый блеск» (1935), «Стихи» (1957), «Два мира» (1965). В 30-х годах прошлого века работал в редакции газеты «Рйа таза» в качестве корреспондента.
Читайте также по этой теме:
МОЙ ДЕКАН – МОЙ ЗАЩИТНИК
МОИ ДАЛЕКИЕ СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ…
МОЙ ДЕКАН – МОЙ ЗАЩИТНИК
Несмотря на ключевую и, несомненно, положительную роль Амазаспяна в вопросе моего зачисления в институт, через некоторое время, как это ни странно, он повел себя в отношении меня далеко не лучшим образом, и вот как это было.
Я, как малообеспеченный студент, был освобожден от платы за комнату в студенческом общежитии, и первые два года я жил там бесплатно.
Я учился на третьем курсе. Сам курс был довольно большой – 113 человек. В. Амазаспян преподавал нам «Историю армянского народа». Однажды во время его лекции один из студентов, который сидел впереди меня, не успел записать какую-то дату и, повернувшись, спросил у меня: «Он сказал, в каком году?». Я ответил, мол, в таком-то.
Как назло в тот момент В.Амазаспян увидел, что я что-то говорю впереди сидящему студенту, и, решив, что я разговариваю, приказал мне встать.
— Почему ты разговариваешь? – раздраженно сказал он.
— Я не разговариваю, — ответил я.
— Хочешь, я сейчас перечислю черты характера твоего народа? – неожиданно сказал он, и кровь ударила мне в голову. Все мои однокурсники были по национальности армянами, и среди них я один был курд. Вспылив, я резко ответил:
— Кроме хороших вы не можете назвать ни одну плохую черту характера моего народа.
— Выйди из аудитории! – взбешенно сказал он. – Вы, курдские студенты, нормально не учитесь, а мы тут с вами нянчимся!
Я вышел из аудитории. Во время перемены ко мне подошли мои однокурсники. Им тоже не понравился тот выпад преподавателя, и они постарались успокоить и даже подбодрить меня.
Когда уроки закончились, я вернулся в общежитие. У входа меня уже ждал комендант.
— Ты должен платить за общежитие, — сказал он мне.
— Но ведь я освобожден от этой платы, — возразил я.
— Нет, Амазаспян распорядился, чтобы впредь ты начал платить.
— Но я не могу платить за комнату, у меня нет возможности.
— Ну, тогда мы выселим тебя из общежития.
— Ну и выселяйте! — вконец разозлился я.
А в то время газета «Гракан терт» («Литературная газета», издававшаяся в Ереване на армянском языке) вывешивалась на наружной стене здания общежития. После обеда я стоял у той стены и читал газету, как вдруг получил такую оплеуху, что просто искры посыпались из глаз. В первый момент я подумал, что это хулиганье с соседней улицы Нариманова, которое постоянно ошивалось в этом районе. Но, повернувшись, я увидел, что это декан нашего факультета Арташес Погосян и лектор Левон Байрамян.
— Газету читаешь, да? – с сарказмом сказал мне декан. – Читай, голубчик, читай. Я посмотрю, что ты будешь делать после того, как тебя выгонят из общежития. – И, не дожидаясь моего ответа, повернулся к Байрамяну: — Пошли, Левон.
Потом мне рассказали, что когда А.Погосян узнает, как В.Амазаспян принял такое решение, идет к нему и говорит: «Ведь это малоимущий наш студент, и он не может платить за общежитие». Но директор не желает ничего слышать и жестко настаивает на том, чтобы я стал платить. А.Погосян в раздражении возвращается в деканат, где в тот момент были двое наших лекторов: Ашот Абраамян и Аршалуйс Бабаян (оба имели докторскую степень). Узнав причину спора между деканом и директором, эти оба говорят: «Мы сами будем платить за его общежитие», на что А.Погосян им отвечает: «Нет, мы так только унизим нашего студента. Давайте сделаем вот что: он ведь член профсоюза, платит профсоюзные взносы, так вот пусть профсоюз и возьмет этот вопрос на себя». Тотчас же вызывают руководителя профсоюза и говорят ему, что Сардарян Амарик в год два раза будет писать вам заявление, и каждый раз вы будете выдавать ему по 40 рублей для оплаты его проживания в общежитии (в год надо было платить 80 рублей). Тот соглашается, и А.Погосян сам пишет от моего имени заявление, дает его одному студенту и говорит: «Отнеси Амарику, пусть в год два раза пишет такое заявление и относит в профком». Я так и сделал, и все остальные три года учебы я платил за студенческое общежитие за счет профсоюза.
Это был очень важный вопрос – вопрос моего выживания в период получения образования, и то, что сделал для меня А.Погосян, я никогда не забуду.
Как я уже говорил, В.Амазаспян преподавал нам «Историю армянского народа». У меня из головы не выходило то, как он перед всем курсом упрекнул меня в том, что мы, курдские студенты, нормально не учимся… В тот год мы должны были сдавать по этому предмету экзамен, и я хорошо подготовился. Во время экзамена один из моих товарищей, который отвечал до меня, мягко говоря, «плавал» и толком ничего не знал. Я тихо подсказывал ему, но В.Амазаспян это заметил и несколько раз сделал мне замечание: «Не подсказывай». Я тут же затихал, но потом, видя, в каком трудном положении мой сокурсник, не выдерживал и снова начинал подсказывать. Преподаватель повернулся к экзаменуемому со словами:
— И не стыдно тебе? Он курд, а историю твоего народа знает лучше тебя!
Когда мой товарищ вышел, очередь дошла до меня. В. Амазаспян усмехнулся и сказал мне:
— Ну, давай, садись, посмотрим, как теперь ты ответишь. Недавно вроде соловьем заливался…
На все три вопроса я ответил хорошо и уверенно. По ходу моего ответа он задал мне еще несколько вопросов, на которые я тоже хорошо ответил, и В.Амазаспян, не говоря ни слова, молча поставил мне пятерку.
Вот так я и доказал ему, как он был неправ, говоря, что «вы, курдские студенты, нормально не учитесь»…
Читайте также по этой теме:
КАК Я СТАЛ СТУДЕНТОМ
МОИ ДАЛЕКИЕ СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ…
КАК Я СТАЛ СТУДЕНТОМ
Итак, у меня приняли все документы. Я с успехом сдал все экзамены, кроме русского языка. По нему я получил тройку, и из-за этого мне не хватило одного балла. Так как моей фамилии в списках поступивших не оказалось, я пошел к директору (в то время должность руководителя этого вуза называлась не «ректор», а именно так) института Вардкесу Амазаспяну и рассказал ему о своей ситуации. Он выслушал меня и ответил:
— Мы можем тебя зачислить, но только условно. Если после первого семестра ты сдашь свои экзамены удачно, то мы тебя примем, и ты уже станешь настоящим студентом.
Я сказал ему, что работаю в деревне заведующим клубом, и если я оттуда уволюсь и приеду сюда, а меня не допустят к посещению занятий, тогда как мне быть?
Он пожал плечами и ответил:
— Все зависит только от тебя. Имей в виду: время от времени могут приходить и выгонять тебя с уроков, но ты надежды не теряй.
Я вернулся в деревню, уволился с работы, приехал в Ереван и стал ходить на уроки. В первое время я жил в той комнате, которую снимал в городе один наш односельчанин по имени Рашиде Хамид. Он не брал с меня ни копейки, потому что знал, как мне приходится нелегко. Каждый месяц моя мама посылала мне из деревни 30 яиц, которые я продавал на местном рынке по 1 рублю за штуку, и весь месяц жил на эти 30 рублей. Так продолжалось до конца января.
Я ходил на уроки. Иногда секретарь деканата по имени Нина приходила и, как это было принято, выгоняла меня с уроков. Так продолжалось примерно месяц-полтора. Однажды Нина, как обычно, заглянула в аудиторию и сказала, чтобы я вышел. Я подумал, что настал очередной раз и, ничего не подозревая, вышел. В коридоре у двери аудитории стояли двое военных, и один из них, крепко сжав мою руку, сказал:
— Пошли.
Я удивился:
— Куда?
Тот ответил:
— Тебя призывают в армию. Ты проходил комиссию, тебя признали здоровым, и теперь настало время идти служить. Пошли.
— Но ведь я студент! – возразил я.
— Нет, мы знаем, что ты не студент, ты учишься здесь условно.
Делать было нечего, пришлось подчиниться, и мы с третьего этажа спустились на первый. Как раз на этом этаже был кабинет директора института. В тот момент в голове промелькнула одна мысль, и как будто кто-то мне сказал: «Что ты делаешь? Пойди и расскажи обо всем директору!». И я, повернувшись к тем двоим, сказал:
— Я никуда не пойду.
— Не делай глупости, — спокойно ответили они. – Ты парень умный и понимаешь, что даже силой, но все равно мы отведем тебя куда нужно.
— Нет, — продолжал настаивать я, — мне надо пойти и рассказать обо всем директору.
Один из них повернулся к другому и сказал:
— Да ладно, пусть идет.
Я пошел в приемную директора и рассказал его секретарше, в чем дело. Она сказала мне:
— Сейчас он занят, у него люди. Но ты пойди и встань туда, чтобы как дверь открылась, ты был виден. У директора есть в характере, провожая людей, заглядывать в приемную и смотреть, кто там стоит. Если он тебя увидит, сам тебя вызовет.
Так и случилось. Директор меня заметил, тут же вызвал секретаршу и спросил у нее, что там делает тот парень-курд. Как только она сказала ему о причине моего прихода, он сразу же вызвал меня и спросил:
— Что случилось?
Как было, я ему все рассказал. Директор повернулся к секретарше:
— Иди посмотри, стоят ли в коридоре те военнослужащие?
Та пошла, вернулась и сказала, что да, действительно, двое военных стоят в коридоре и ждут его.
Директор сказал секретарше:
— Подготовь приказ о зачислении этого парня. Сделай в двух экземплярах и принеси мне.
Через несколько минут оба экземпляра моего приказа уже лежали на столе директора. Он прочитал, подписал, поставил печать, один экземпляр дал секретарше, другой протянул мне и сказал:
— Это отдай тем военным, — и, повернувшись к секретарше, распорядился: — А это положи в его личное дело.
Я взял мой приказ и, подойдя к дожидавшимся меня военным, молча протянул им эту бумагу. Один взял, быстро прочитал и передал листок своему товарищу. Тот тоже прочитал. Переглянувшись, они посмотрели на меня, и один сказал другому:
— Постой-ка тут рядом с ним, а я пока пойду к директору и узнаю, что к чему.
Он ушел, но очень скоро вернулся. Подойдя ко мне, он похлопал меня по плечу и сказал:
— Ты можешь идти. Учись и счастливо тебе!
Вот так я и стал студентом, настоящим студентом историко-филологического факультета, и больше Нина не приходила и не выдворяла меня с уроков.
Спустя некоторое время я узнал, что, оказывается, имелось специальное распоряжение ЦК Компартии Армении о том, что те курдские абитуриенты, которые не провалили вступительные экзамены и даже если набрали недостаточно баллов, тем не менее должны быть приняты. Вот поэтому В.Амазаспян так и поступил.
Читайте также по этой теме:
«Я ЗДОРОВЫЙ ДЕРЕВЕНСКИЙ ПАРЕНЬ…»
МОИ ДАЛЕКИЕ СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ…
«Я ЗДОРОВЫЙ ДЕРЕВЕНСКИЙ ПАРЕНЬ…»
В 1953 году я закончил среднюю школу. Но подать свои дела на поступление в какой-нибудь вуз я не мог, потому что в моих документах была путаница: в домовой книге моя фамилия была указана как «Усубов», школьный аттестат был выдан на фамилию «Сардарян», а свидетельства о рождении у меня вообще не было. Пока это исправлялось и приводилось в соответствие, пока я получил паспорт, срок приема документов истек, и мне пришлось пропустить целый год. Я остался в деревне и проработал там заведующим клубом. В 1954 году я подготовил документы и поехал в Ереван поступать в педагогический институт имени Х.Абовяна.
Когда у меня принимали документы, то выяснилось, что нет справки о состоянии здоровья. Мне сказали, что без нее документы не примут и что мне надо поехать и привезти ее. (Это был второй раз, когда я приезжал в Ереван. Впервые же я оказался в столице вместе с группой односельчан, когда мы приехали на концерт. Тогда, я помню, это была какая-то опера. В тот день мы даже не прогулялись по городу, и Ереван был мне вообще незнаком).
Я вышел во двор. Ни времени, ни денег у меня не было, чтобы я вернулся в Апаран и привез этот документ. Я спросил у прохожего, где ближайшая поликлиника, и направился туда. Это оказалась 4-ая поликлиника. Зайдя внутрь, я заметил высокую женщину среднего возраста, и так как она была в белом халате, я, недолго думая, подошел к ней и сказал, что хотел бы получить справку о состоянии моего здоровья. Она спросила меня, на какой улице я живу, на что я ответил, что живу не в Ереване, а в одной из деревень Апаранского района. Женщина улыбнулась и сказала, что в их поликлинике выдают такие справки только жителям Еревана. А я ей в ответ: мол, у меня нет времени и денег, чтобы поехать за этой справкой в Апаран, я здоровый деревенский парень, у меня ничего не болит, разве этого не достаточно?
Женщина в белом халате рассмеялась и сказала мне: «Пойдем». Мы зашли в какой-то кабинет, она взяла бланк, заполнила его, поставила печать и, протянув мне листок, сказала:
— Иди, и удачи тебе.
Я поблагодарил ее и вышел в коридор. Мимо проходила другая женщина в белом халате, и я, не удержавшись, кивнул в сторону двери, откуда только что вышел, и спросил у нее:
— А кто дал мне этот документ?
Та ответила:
— Главврач поликлиники.
Уже было поздно, и в приемную института я пошел только на следующее утро. Тот, кто принимал документы, кинул на ту самую справку лишь беглый взгляд и даже не заметил, какой поликлиникой она была выдана.
Читайте также по этой теме:
ВСЁ ВО ИМЯ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ!
РАЗНЫЕ ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ НАШЕЙ ДЕРЕВНИ И НЕ ТОЛЬКО…
ВСЁ ВО ИМЯ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ!
В те далекие годы совершалось много плохого и несправедливого, причем не только в нашей деревне.
В соседнем селе председателем колхоза был неграмотный, зато ярый активист советской власти. Что он вытворял со своими односельчанами, было уму непостижимо. Рассказывают, как в самом начале весны, когда все скудные запасы еды заканчивались, люди шли в поле и собирали только-только появившуюся одну из съедобных трав, которая называлась «нанджуджук» (nancûcik). Ее приносили домой, и кто в молоке (если в хозяйстве были дойные коровы), а кто просто в воде кипятили эту траву, чтобы семье было чем заглушить голод. В момент приготовления этой нехитрой похлебки появлялся председатель колхоза и приказывал людям идти на колхозные работы. Те просили его немного подождать: мол, сначала пусть сварится, мы перекусим и придем. Но тот в ярости отшвыривал ногой железку с тандура, на которой стояла посуда с нанджуджуком, и та с грохотом падала в тандур. Однако этого ему казалось мало, и он выливал туда целое ведро воды и, дав волю рукам, принимался яростно колотить трудоспособных членов семьи и голодными посылал их на колхозные работы.
Вот что вытворял этот активист во имя советской власти!
Читайте также по этой теме:
И ПРЕВРАТИЛ ЗЕРНО В СИЛОС…
РАЗНЫЕ ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ НАШЕЙ ДЕРЕВНИ И НЕ ТОЛЬКО…
И ПРЕВРАТИЛ ЗЕРНО В СИЛОС…
Я не могу забыть одну поистине чудовищную историю, случившуюся в нашей деревне. Это было в конце 1940-х годов, в тяжелейшее для сельчан время. К началу весны многие уходили в город на заработки, чтобы в сезон сенокоса и жатвы семье было бы чем прокормиться. Один из наших соседей тоже уехал в город. За это время пшеничные поля постепенно зазеленели, радуя глаз, но до урожая было еще далеко: сформировавшиеся колосья пока не созрели. У тех наших соседей был посажен овес, и сразу было видно, что урожай выдавался неплохой. Вся семья с нетерпением и большой надеждой ждала этой жатвы – ведь именно от этого зависел самый главный вопрос ее выживания и материального положения на весь год.
В деревне началась пора сенокоса. Для контроля за проведением работ в деревню прибыл прокурор Алагязского района. Узнав, что тот наш сосед еще не вернулся из города, он вместе с председателем колхоза направился в тот дом, где жила его семья, и, еле скрывая раздражение, спросил, где он. Мать ответила, что он пока еще не вернулся из города, но скоро приедет. Прокурор повернулся к председателю колхоза и в бешенстве сказал:
— Ну, если так, тогда позови нескольких косарей, пусть придут и скосят на силос эту пшеницу. Будет знать, как увиливать от колхозных работ!
Председатель колхоза стоял молча, опустив голову.
— Я же к тебе обращаюсь! Давай, быстрее зови людей, пусть придут и скосят этот незрелый урожай, чтобы в следующий раз неповадно было!
Председатель колхоза нехотя повернулся к посыльному и сказал:
— Пойди позови несколько человек, и пусть захватят с собой косы.
Услышав это распоряжение, члены семьи буквально взвыли и заголосили. Раздался такой плач, что со стороны могло показаться, что умер самый родной и дорогой для них человек. Пришли косари с угрюмыми лицами и, стараясь ни на кого не смотреть, скосили почти зрелую пшеницу, все собрали и отнесли в яму для силоса.
Так семья нашего соседа осталась без куска хлеба. Хозяин дома, узнав о случившемся, на колхозные работы уже не явился, а в деревню вернулся только осенью, да и то только для того, чтобы забрать оттуда семью и навсегда переехать в город.
И по сей день у меня в ушах звенит тот плач, вопли и причитания обезумевшей от горя несчастной семьи.
Читайте также по этой теме:
ОХ УЖ ЭТИ РОДОПЛЕМЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ!
РАЗНЫЕ ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ НАШЕЙ ДЕРЕВНИ И НЕ ТОЛЬКО…
ОХ УЖ ЭТИ РОДОПЛЕМЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ!
Между одним нашим односельчанином по имени Джаке Тайо, который был из рода Мхайли, и другими нашими сельчанами, принадлежащими к роду Ути, были отношения, далекие от теплых. То и дело вспыхивали ссоры, бывали и стычки, одним словом, между ними вражда была в полном разгаре. Враги Джаке организовывают публикацию в одной республиканской газете фельетона со всякой клеветой в его адрес. Дело доходит до того, что сведениями, изложенными в том фельетоне, заинтересовываются власти. Джаке арестовывают, и следствие по делу проходит в Ленинакане (ныне Гюмри). Джаке дает показания и говорит следователю, что он и род Ути давние враги, и поэтому публикация в газете – это всего лишь клевета. Следователь, который, видно, понимал тонкости межплеменных отношений у курдов, говорит ему:
— А есть ли в вашей деревне такой человек, который был бы не из твоего и не из их рода, но который мог бы прийти и сказать правду?
Джаке отвечает:
— Да, есть, — и называет имя моего отца.
А я в это время был совсем маленьким и так тяжело заболел, что у семьи не осталось никакой надежды на мое выздоровление. И тут приходит извещение – отца вызывают в Ленинакан для дачи показаний. Он, недолго думая, начинает собираться в дорогу, а бабушка, мама и дядя в отчаянии не знают, как его отговорить:
— Да не разрушится твой дом, что ты делаешь? Твой единственный сын при смерти, а ты вместо того, чтобы быть при ребенке, встаешь и из-за Джаке едешь в Ленинакан!
На что им отец отвечает:
— Джаке в трудном положении, и я не могу не поехать. А остальное – уже как получится. Если мальчик умрет, вы знаете, что делать. Я все равно поеду и скажу правду.
И отец уезжает. Там он дает показания следователю, рассказывает все как есть, и через несколько дней Джаке отпускают. После этого мой отец и Джаке становятся побратимами.
Читайте также по этой теме:
КУПИЛ И СДАЛ
РАЗНЫЕ ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ НАШЕЙ ДЕРЕВНИ И НЕ ТОЛЬКО…
КУПИЛ И СДАЛ
В 1920-х годах вышел указ советского правительства: собрать у населения хранившееся оружие. У нас дома было четыре кинжала, которые отец отнес и сдал. Но представителю власти этого показалось мало, и он начинает обвинять моего отца в том, что у нас остался еще и пистолет. На самом же деле никакого пистолета у нас не было. Одним словом, деваться было некуда, и отец вынужденно едет в Тбилиси. Там он покупает на черном рынке пистолет, прячет его в буханке хлеба, привозит и сдает властям. И только после этого чиновники оставляют его в покое.
Читайте также по этой теме: